«Часть I: Полуночнику необязательно выражать благодарность, находясь дома. Каждый из нас и так понимает, когда он испытывает чувство благодарности.
Часть II: Если Полуночник выходит в свет с одним из нас, то мы дадим ему знать, когда нужно поблагодарить человека, не принадлежащего к нашей семье.
Часть III: Находясь в общественном месте в одиночестве, Полуночник должен благодарить любого, кто заговорит с ним или совершит какое-то действие в его присутствии, даже если он сомневается, стоит ли выражать благодарность».
Эта последняя часть иногда приводила к комичным ситуациям, когда Полуночник забывал указания и благодарил папу за то, что тот закрыл дверь, или маму за то, что она шарахнулась от собаки на улице. К сожалению, эти трудности приводили иногда к конфликтам. Одна из подобных ситуаций, о которой я предпочел бы забыть, случилась примерно через месяц после его приезда. Мы с Полуночником купили посыпанные корицей пирожные со сладким кремом в нашей любимой кондитерской на Руа-ди-Седофеита, и вдруг в четырех шагах от нас крупная женщина в темно-красном кружевном платье споткнулась о булыжники на мостовой. Она красиво падала, крича, словно Лилит, как сказала бы моя бабушка Роза, и непременно разбила бы себе лицо, если бы Полуночник с его мгновенной реакцией не бросился вперед и не подхватил ее. Все закончилось благополучно, несмотря на то, что женщина была тяжелее африканца на сорок или пятьдесят футов. К сожалению, она раздавила его пирожное своим весом, и желтое пятно крема испортило красивый синий жилет из парчи, который купил для него отец.
Полуночник успокаивал женщину, которая издавала глубокие вздохи, каким бы позавидовала любая оперная певица, и вытирала лоб носовым платком, вытащенным из корсажа. Прежде чем я успел остановить его, Полуночник со всей искренностью, на какую только был способен, сказал:
— Я благодарю вас.
Матрона конечно, решила, что он издевается над ней.
— Уберите от меня руки, сударь! — воскликнула она.
Она презрительно смотрела на Полуночника а я попытался исправить ситуацию:
— Он благодарит вас за то, что вы оказали ему честь, позволив помочь вам устоять на ногах, и радуется, что с вами все в порядке.
Дама уставилась на нас так, словно мы снова оскорбили ее до глубины души. Никогда не забуду, что она ответила:
— Убери от меня свои мерзкие лапы, чертова обезьяна!
К счастью, она сказала это на португальском языке, поэтому Полуночник не понял ни слова.
Она была, очевидно, в бешенстве, но я разъярился еще сильнее.
Я слышал, как соседи сплетничают о Полуночнике, но еще никто не отзывался о нем так грубо в моем присутствии. Я запустил ей в грудь остатки своего пирожного, но за мгновение до этого Полуночник успел выдать один из комплиментов, которым научился от моей матери:
— Ваше платье прекрасно, но оно лишь бледная тень по сравнению с вашей красотой.
«Теперь мы попали в настоящую переделку!» — подумал я в тот момент.
Но я не ожидал, что она разразится слезами; возможно, ее привело в замешательство почти совершенное португальское произношение Полуночника. Ее всхлипывания привлекли толпу, поскольку жители моей родной страны, как впрочем и англичане, слетаются на чужое несчастье подобно стервятникам к мертвому ягненку. Вскоре мы с Полуночником были окружены зеваками, которые таращили на нас глаза.
— Я уже раньше видел эту обезьяну, — заявил какой-то мужчина, показывая на бушмена. — Он живет у шотландца по фамилии Стюард.
— Его нужно посадить в клетку! — выкрикнул другой.
Последнее утверждение пробудило во мне настоящего шотландца, и из меня посыпался поток ругательств, которым я научился от Даниэля; самой приличной тирадой было, то что эта дама соображает не лучше верблюда, ведь даже самый последний дурак знает, что у обезьяны руки, а не лапы. Я уточнил также, что она сама врезалась в моего друга головой, словно карета без извозчика, и посадила ему на жилет пятно, который может увидеть каждый, кто еще не ослеп от своей тупости, тем более что ее плечо, размером с фаршированного каплуна, вымазано теми же самыми желтыми пятнами.
Мне бы, возможно, еще простили, если бы я привел в адрес рыдающей матроны только одно сравнение — с верблюдом, каретой или каплуном, но, употребив все три эпитета разом, я не мог ожидать, что толпа будет восхищаться моим словарным запасом, слишком богатым для ребенка, поэтому естественно меня сочли дерзким и бессовестным грубияном. Мужчина в жирном грязном фартуке, который выдавал в нем стригальщика овец, даже схватил меня за руку и встряхнул.