— А нужна причина? Мы оба его ненавидим.
— Я уничтожу его. Повешу на башне «Неба». И все увидят, — вымещал злость в поцелуях, в следах на ключицах и разговорах о расправе над канцлером.
Смех.
— И что вы узнали, мой Л-л… канцлер? – советник был тут как тут. Я успела только принять ледяной душ. Вытирала волосы полотенцем и смотрела в окно. Солнце заливало комнату оранжевым погребальным огнём. Внизу допрашивают преступника.
— Исповедальные дневники предков не врут, — усмехнулась уставшему зрелому мужчине большого ума, огромной силы, великого таланта – быть оратором и голосом восстановившейся монархии.
— Вы многое оттуда почерпнули. Могу поинтересоваться ещё, мой канцлер? Почему вы оставили его здесь, а не отправили ко всем?
— Я хочу посмотреть ему в глаза. Вновь. Позже ему не представится возможность узреть меня во всём великолепии.
Носить привычную форму канцлера было гораздо удобней, чем находиться в потрёпанной холщовой ткани и чувствовать постоянное раздражение от краски. Форма моя выполнялась по определённому стандарту. Чего стоили одни рукава! Они заменяли многометровую тяжёлую мантию, в них можно было спокойно прятать кошель, веер или нож. Сама форма имела черты военной униформы, только она была полностью чёрная, подкладки – императорского пурпурного цвета. Высокие сапоги на низком устойчивом каблуке, которым удобно давились хребты. На камзоле искусная работа вышивальщиц – пошлые розы нашего герба, пышные. Жёсткая, практичная, не стирающаяся ткань, которую пробить могло лишь очень хорошо наточенное лезвие. Пропитанная водонепроницаемым раствором. Серебряные нити, использующиеся для отделки камзола, само серебро, выдолбленное для пряжек и пуговиц, служили мне для показателя ядов в атмосфере.
Я тщательно продумывала свой гардероб.
Обладать стилем также важно, как и править. «Ты можешь носить хоть рванные чулки», — писалось в дневниках: «Но люди сначала видят оболочку и ей же доверяют. Цвет, фасон, украшения, положение рук и осанка – всё это должно говорить, убеждать, определять, кто ты, что ты хочешь и чего ждёшь от остальных. Если правитель позволяет выходить в облезших туфельках и фальшивом жемчуге, как он посмеет надеть пурпур?».
Я строго следовала заветам предкам – опыту тех, кто правил, властвовал и повелевал.
— Наказание должно быть соразмерно преступлению, — в комнате, где собрались главные лица планетарной империи, обсуждались планы расправе над преступниками. Я ходила мимо макета столицы и смотрела на небоскрёбы-башни. Медленно. Рассматривая каждую деталь. Каждую дорогу, ведущую на магистраль, каждый мост, каждую слепую для камер зону.
— Это не просто преступление, мой канцлер, — начал речь военный министр. – Прилюдное обезглавливание. Думаю, это подойдёт.
— Старый век! – махнула им рукой. – Вы правите целой планетой, пять миллиардов людей под вашим начинанием. И обезглавливание?
— Нам не только нужно наказать главного оппозиционера, но и его товарищей. В наших тюрьмах двадцать тысяч людей, ещё около сорока на свободе. При этом он не один собирает людей. И это не полное количество недовольных, — циничный министр здравоохранения. Он считал лучше министра финансов! Профессионал.
Ещё на пути к цели я задалась одним вопросом. За семьёй идёт род, за родом – поселение, за поселением – небольшое объединение людей, там недалеко княжество, что становится страной. Страна за страной. Монархия. Диктатура. Олигархия. Федерация. Множество форм. И ни одна из них не устояла с начала времён. Ни одной стране нельзя дать возраст больше двух тысяч лет. Тогда я подумала, что можно сделать, чтобы система проросла настолько, чтобы люди, разные, индивидуалисты и колхозники, таланты и бездари, пацифисты и последние мизантропы, не разбежались? И при этом люди имели возможность развиться. Подвижность, развитие идей и мобильность идеологии – это устойчивые столпы для мозга нации.
Изучив всё это, я приняла одно из важнейших решений – социальные взрывы нужны для эволюции. Они могут обеспечить жизнеспособность системы, где экономика в доступе у населения на шестьдесят процентов, где для каждого сословия имеются уровни развития и деградации, где между аграрием и технократом имеется прочная прослойка для перехода. Где этот взрыв нужно умело использовать и контролировать. И это можно сделать лишь сам глава системы.