Рагон не понял, зачем она назвала имя. С момента посвящения в Охотники больше двадцати лет назад он не воспринимал себя человеком. И другие люди для него стали необходимыми для жизни, но одинаковыми и, следовательно, заменимыми существами. Гильдия искала среди них тех незаменимых, которым давала в руки два рога. Сейчас служили стране всего девятнадцать Охотников, и никогда за историю их число не превышало двадцати пяти.
Мариэль растопила баню, и Рагон ушел мыться. А она принялась быстро подметать и без того чистый пол, сунула в печь мастерски раскатанный пирог, перестелила постель. Столько энергии и желания появилось в её движениях, будто женщина встретила мужа из длительного путешествия. Мариэль корила себя за случайно высказанные Охотнику слова про двухлетнее ожидание. Она знала, что ему это не нужно, знала — он не поймёт… но так хотела, чтобы почувствовал. Хотя бы почувствовал…
Наутро, лёжа рядом с ним в постели и не смея прикоснуться к спящему, Мариэль только смотрела и тихонько вдыхала его запах. Мужской запах, по которому так стосковалась одинокая женщина.
А через день он снова почувствовал зов Охоты.
— Где-то недалеко в степях бродит Королевский леопард, — бросил Разгон, направив взгляд северо-восток.
Пока он собирался, Мариэль сидела на скамье и смотрела в пол, чтобы не выдать чувств. Но не удержалась и уже на пороге окликнула:
— Охотник… — Рагон обернулся. — Ты вернёшься?
Он прищурился, глядя на женщину. Подумал: почему бы не вернуться сюда еще раз? Она мила…
— Леопард недалеко. Он будет драться, а не убегать — значит, много вёрст скакать не придется. Возможно, я снова буду отдыхать здесь через несколько дней.
Когда дверь с тихим скрипом закрылась, Мариэль расплакалась навзрыд. От счастья, что он вернется так скоро.
Когда Охотник гнался за добычей, для него не существовал окружающий мир. Только охота, только азарт, только расстояние и смерть на кончике витой стрелы. А после — эйфория, без которой Охотник, так привыкший к ней, уже не сможет жить. Для избранных путь всегда заканчивался смертью: если Охотник не мог настичь добычу, он умирал сам. Витая стрела всегда бьёт в сердце без промаха…
Золотая лань и Королевский леопард за неделю — хорошая добыча. Да еще в этих краях скоро должен был появиться Огненный сокол. Птица станет не добычей, а верным союзником, если поймать её голыми руками. Шесть лет назад Рагон не удержал сокола — обжёгся и не вытерпел; теперь он знал, что не проиграет. С того времени многое изменилось: Рагон стал одним из лучших в гильдии, и ему позволили пройти еще один курс обучения. Теперь он не просто умел убивать легендарных животных, но и чувствовал их на весьма дальнем расстоянии.
Рагон снова жевал жёсткую курицу на окраине Горьких равнин. Эйфория ещё наполняла его: слегка стучало в голове, нега разливалась по всему телу — и качество еды поэтому не имело никакого значения. Мелькнула мысль, что он мог сразу пойти к Мариэль — странно, что он помнил её имя — но решил повременить. Эта женщина всё-таки странная. Хотя Рагону ни с кем ещё не было так спокойно.
Сегодня её волосы красиво уложены, мимоходом отметил мужчина. Как-то хитроумно, множеством кос переплетаясь и создавая на голове корону с вплетенными в неё полевыми цветами. И новое платье, кажется…
— Ты куда-то собралась? — недовольно спросил Рагон.
— Нет, Охотник…
«Это для тебя. Я ждала тебя каждый день…» — просилось с языка Мариэль. Но она знала, что этого не стоит говорить.
Он скинул плащ, остановился у обеденного стола. Задумчивый взгляд скользил по женщине, тело которой он помнил в мельчайших подробностях. Внезапно мужчина подошел к ней и, чуть приподняв подбородок, заглянул в глаза.
— У тебя глаза цвета листвы. Я не замечал раньше, — осторожно произнес он, пробуя на вкус непривычные слова, которые сами попросились наружу.
Мариэль чуть прикусила губу, боясь издать хоть звук и спугнуть момент: «Неужели? Неужели он что-то чувствует?»
— И… зови меня Рагон, — на этом красноречие Охотника иссякло, и он отвернулся.
— Спасибо… — коснулся выдох его спины. Она и не мечтала о чести называть Охотника по имени.
Мариэль казалось, что непроницаемая стена в их отношениях стала более прозрачной. Она верила и не верила, порой внезапно краснела при мысли о нём, и от этого казалась еще более обворожительной. А Рагон неожиданно для себя начал ценить мелочи, которых вовсе не замечал раньше: как особенно приятно пахнет от Мариэль, как вкусно она готовит для него, как осторожно и нежно прикасается, как заботливо ухаживает за его охотничьим костюмом… Никто и никогда не сделает так за деньги.