Ита предупреждала весь отряд об их шествии ко дну. Только её соратники заимели гордость, не послушали девку. Вместе с тем они ещё и ослепли, не заметили очевидного самостоятельно. Два этих фактора привели к тому, что весь отряд теперь находился в вечных бегах. Ита сейчас понимала — она и сама недостаточно давила, изъяснялась слишком мягко. Эта маленькая оплошность сильно портила дело.
Постоянно Ита искала поводы изречь своё недовольство. Все теперь пристрастились к окружающей разрухе — Бинот, Бонум, Вус. В порыве гнева Дакс рекомендовал Ите свалить из отряда. Это было хорошее предложение, но его выполнение теперь для Иты потеряло смысл. Собственная ошибка усилила эффект — зачем она верила их словам?
После вчерашнего дня Ита неустанно поливала всех живых соратников грязью, кричала на них, много плакала, указывала на их ошибки. Она припоминала им фразы, мелкие оплошности и крупные провалы. Всё это было ритуалом, который Ита создала для самой себя. Она не хотела случайно перерезать товарищам глотки. От действия спасал крик, он был лучшим средством против стресса, а соратники стали единственными людьми, которые находятся рядом. Ита долгое время держала себя в руках, но за последние двадцать четыре часа узнала несколько секретов, увидела и услышала немало неприятных слов. От этого Ита не держала себя в руках. Она была готова на истеричное поведение, потеряла ценность жизни, не имела вещей, которых могла лишиться. Самым важным пунктом в её ненависти был один поступок — смерть любовника. Трое сделали всё ради неё. Бинот предал Дакса, хвастался тем, что благодаря этому спас свою жизнь. Командир подстроил смерти трёх человек. Вус слепо шёл за кумиром. Все поступки были ужасны, но Ита выбрала худшего соратника для битья.
— Урод ты, Бинот! — в который раз повторилось за утро. — Самому-то не мерзко в отражение смотреть?!
— На всё воля божья! — ответил он. Сказал он это сухо и спокойно слишком фанатично. Он не оправдывался, постоянно повторял одну фразу и возносил руки к небу.
— Волю бы его, да на твою смерть! — странно произнесла Ита.
— Бог взял, бог… — последнее слово Бинот точно сказал, но его заглушило течение, которое появилось ниоткуда. Ите стало теперь плевать на священника, интереснее была речка. Ита всегда любила слушать её, это успокаивало организм. Это произошло бы и сейчас, если бы рядом находился Дакс.
— Река, — заметил Бонум. В голосе его был какой-то трепет и прискорбие, будто он сообщил никому доселе неизвестные вещи. В одном слове чувствовались печаль, разочарование, казалось, Бонум заплачет. Ите стало жалко доброго урода, но на секунду.
Отчего-то Ита не могла терпеть и подошла к реке. Соратники тоже остановились и заобсуждали дальнейшие планы. В течении Ита увидела своё прекрасное отражение. Она кинула в него камень. Вскоре послышался характерный хлюп, галька пошла ко дну, но отчего-то всплыла, преодолела несколько метров и вернулась в воду. Тут Ите стало страшно из-за воспоминаний. Отряд переходил эту реку всего пару недель назад. Тогда течения почти не было и они всё равно чуть не потеряли одного человека, теперь шансы выжить исчезли.
— Бог! Не знаю, слушаешь ли ты своего раба или нет, но сейчас должен. Я молю об ответе на один вопрос. Почему в виде жертвы ты выбрал меня? — прокричал Бинот. Его голос перебил реку, но быстро превратился в шёпот. Глаза фанатика направились на небо и искали в пустоте спасения. Иту это позабавило, она загляделась на его дальнейшие действия. После несуразных слов Бинот резко и будто хаотично замахал руками, делал круги по всему побережью. Потом он подошёл к Вусу и взял у него льняной мешок.
С этого момента Ита прекратила наблюдение, ибо смотреть на всё это неприятно, да и она не нуждалась в чёртовом фанатике. Ещё больше укрепило её позицию то, что для избиения появился мальчик получше. Бонум просто стоял, ничего не предпринимал. Вид командира ужасал: одежда потеряла прежнее богатство, лицо стало печальным, весь он покрылся потом и грязью. По дороге Бонум всё время признавал свои ошибки и извинялся, но так и остался командиром. Ите было плевать, сейчас у неё появилась одна нужда. Тогда она подошла к Бонуму почти вплотную. Он это заметил, но пятиться назад не стал.
— Ты рад?! — спросила Ита.
— Чему нужно радоваться? — произнёс Бонум и отошёл.
— Ты ещё спрашиваешь? Ладно, объясню. Рад ли ты всем этим людям, которые сдохли по твоей глупости… или желанию? Рад ли ты будущему? Рад ли тому, что мы имеем сейчас? Рад ли ты подлому убийству, крови на своих руках? — спросила Ита. В тоне её был восторг разоблачения и печаль, которая не уходила со вчерашнего утра.
— О каком убийстве ты говоришь? Не рад, можешь больше не спрашивать. Не нужны нам сейчас истерики, они ничего не дадут, — сказал Бонум. Он стал спокойным, хотя слова и были отмазкой, чтобы не отвечать на вопросы поважнее. Им некуда идти, никак не спастись, время для истерик пришло.
— Первом, я об этом убийстве, — увлечённо ответила Ита, Бонум отошёл дальше, испугался такой слабой девочки по его словам. Она это расстояние сразу сократила, вынудила командира отреагировать.
— Ты и сама прекрасно знаешь ответ — Тилл был и остаётся для меня не родным братом. Теперь перестань, не нужны нам истерики, — произнёс Бонум и словами подтвердил их необходимость. В ином случае он бы просто промолчал или направил отряд в путь.
— Тилл? Я не про него, чёрт возьми. Я говорю об убийстве маленького мальчика. Помнишь? Он был совсем невинным, с кровью, текущей отовсюду, дырой от твоего копья, в грязном белье. Рад ли ты сейчас этой смерти? — сказала Ита и почувствовала, как Бонум на глазах сыпется, подбирает ответ, который мог бы служить оправданием, но не находит.
— Знаешь, Ита, наши соратники погибли не из-за мальчика, не от его руки. Теперь это не имеет никакого значения! — произнёс Бонум. В голосе впервые послышалась робость, которую неумело маскировали под волнение. Ита всё поняла и продолжила игру.
— Ты не можешь утверждать, что он не имеет отношения к нам, всякое бывает. Я не о следствии говорю. Просто ответь: рад ли ты тому, что благодаря тебе тот парень никогда больше не увидит света, как и жизни? Рад ли плачу матери, которая скоро узнает о трагедии? — сказала Ита. Этим она не объясняла Бонуму свою правду, просто била по больному месту.
— Теперь это знание нам не даст ничего. Спор бессмыслен. Ты упрямишься, я вижу, тогда получай ответ, — начал Бонум довольно резво, будто кричал что-то на весь лес, но быстро замер, — убийство мне сейчас кажется поступком глупым, мелочным, совершенно ненужным, но это не ошибка. Я равнодушен ко всем врагам, мне абсолютно плевать на смерть того, кто чуть не убил одного из моих соратников, — закончил он всё очень спокойно, на фоне чего последнее заявление казалось дерзостью, предательством. В тот момент Ита разозлилась, искала план словесного отмщения.
— Тебе плевать на него?! Ладно, всё равно не переубедить. Тогда скажи, подпадает ли это мнение под Тилла и Новисая? — произнесла Ита. Еле она удержалась от крика за слова о мальчике. До сих пор в ней жила вера, что его смерть ничего не переломила, была ошибкой.
— Ты и сама знаешь ответ на этот вопрос, Ита. Я отношусь к Тиллу, как и ко всем членам отряда. Он был очень хорошим спутником, а мне вовсе стал словно брат. Новисая я знал хуже, но он являлся прекрасным человеком, это я сказать могу. Смертям их радоваться было бы величайшим преступлением, за такое я любого убью. Первым их палача, моя ненависть к нему безгранична, — ответил Бонум. На этот раз он не выжидал, говорил довольно сумбурно, но искренне.