Неожиданно Шаман отбросил от себя алюминиевую миску, шваркнул кулаком по столу и громко крикнул, обращаясь к сидевшему напротив Кастету, который уписывал свою пайку:
— Что за дерьмо! Я тебе что, голубь мира, жрать эту дрянь?
Кастет хотел что-то сказать, но, поглядев на Шамана, посчитал за лучшее смолчать. Уже через минуту едоков осталось только двое — Кастет да Сержант. Первый продолжал механически жевать, так как хотел замять назревающий скандал, а Сержант — потому, что ему было наплевать на ссоры курсантов; впереди всех ждал трудный день, до обеда было далеко, а он еще со времен службы в Иностранном легионе привык насыщать свой организм чем угодно, лишь бы съедобным. Остальные же были рады развлечься за чужой счет, поэтому перестали есть и настороженно наблюдали за развитием ситуации.
— Ты что, язык с этим дерьмом проглотил, вафлер попритухший? — не унимался Шаман. — Я тебе говорю, Кастет, что здесь мужики собрались, а не петухи гамбургские, нам мясо надо, а не пшено голубиное!
Говорил Шаман с надрывом, не обращая внимания на инструктора, но никто, и в первую очередь сам Сержант, не сомневался, что устроенное Шаманом представление имело одну цель: прощупать начальника на вшивость. Курсанты все еще пытались понять, что он за фрукт, и выставили сегодня Шамана боевым слоном.
Сержант про себя улыбнулся. Все это было так ему знакомо! Опять же по годам, проведенным в Легионе, — там салаг вот так же прощупывали, устраивали им проверку на прочность. А сколько раз ему самому приходилось бывать в подобном положении… Да только жестоко ошибались «деды» легионеры насчет молчаливого блондина скандинавско-славянской внешности, что он не уставал им доказывать, отбивая почки, а то и выбивая зубы после очередной «правилки», как это случилось однажды в далеком семьдесят восьмом году на Корсике. Словом, Сержант спокойно поглощал кашу с дрянным мясцом и пока никак не реагировал на происходящее за столом.
— Нет, ты раскроешь свое поганое хлебало или нет? Кастет, бляха-муха, ты ничего другого не мог выбрать на завтрак? — кричал Шаман.
Кастет оторвал-таки взгляд от своей миски.
— Что было, то и выбрал, глухо бросил он. — Жри и помалкивай!
В ту же секунду миска с размятой кашей взлетела в воздух, перевернулась и, со свистом описав дугу над длинным столом, шлепнула Кастета по лбу. По его скуле медленно сползли горячие плюхи слипшейся перловки.
— Он еще вякать будет! — заорал Шаман, вскакивая из-за стола. — Этот пидор хочет нас закормить своей пидорской хавкой. Мужики! Он нас хочет превратить в таких же козлов, как он сам!!!
Теперь уже многие курсанты искоса бросали взгляды на Степана, ожидая его вмешательства в разгорающийся скандал. А он спокойно отставил от себя миску, налил из термоса кофе в пластиковый стаканчик и стал не торопясь пить.
— Сержант! — обратился к нему, побагровев, Кастет. — Может, стоит утихомирить его?
— Разбирайтесь сами, — покачал тот головой. — И учтите, через пятнадцать минут начинаем занятия.
— Да мне и минуты хватит, чтобы с ним разобраться! — надсадно гаркнул Шаман.
Он вскочил и рысцой припустил вокруг стола с явным намерением подойти к Кастету поближе. Сержанту понравилось, что Кастет не струсил, а лишь напряженным немигающим взглядом следил за приближающимся Шаманом, у которого в руке поблескивало короткое узкое лезвие. Инструктор продолжал спокойно пить кофе. Рука с ножом метнулась к горлу Кастета — тот отпрянул, но тут же получил удар левым кулаком в висок. Шаман радостно осклабился.
— Теперь поглядим, что за дерьмо у тебя в кишках болтается! — прошипел он.
— Такое же, как и у тебя, — ощерился Кастет. Вспорхнув в воздух, он выбросил вперед правую ногу и нанес молниеносный удар ботинком по руке, сжимающей нож.
Нож сверкнул в полете и со звоном вонзился в ствол сосны метрах в пяти от места схватки. Лезвие еще продолжало вибрировать, когда Кастет, крутанувшись на каблуках, выбросил назад левую ногу. Тяжелый армейский ботинок впечатался Шаману в грудь и сбил того на землю. Но поверженный боец, словно огромная кошка, мгновенно выгнулся, пружинисто подскочил с земли и снова оказался на ногах. Лицо его потемнело, глаза сузились и засверкали недобрым блеском.
— Ну все, парень, ты покойник! — проскрежетал он сквозь сжатые зубы и, поднырнув под кулак Кастета, боднул его головой в живот.