Охота за матерью

-- Конский волос, -- сказал я, -- ни лака, ни краски, только простой белый конский волос.

Он спросил:

-- Есть еще время для того, чтобы дать объявления в завтрашних газетах? "Таймс", "Ньюс", "Газетт"?

-- "Таймс" и "Ньюс" -- может быть. "Газетт" -- да.

-- Возьми записную книжку. Две колонки шириной четыре дюйма или около того. Наверху: "сто долларов" -- цифрами, жирным шрифтом в тридцать пунктов. Ниже тоже жирным в четырнадцать пунктов: "Будет заплачено за информацию, имеющую отношение к создателю или исполнителю пуговиц, сделанных вручную из белого конского волоса." С красной строки: "Пуговицы любого размера и формы, пригодные к использованию в одежде." С красной строки: "Я хочу узнать не о том, кто мог бы делать такие пуговицы, а о том, кто такие уже сделал." С красной строки: "Сто долларов будут заплачены только тому, запятая, кто первым доставит информацию." Внизу -- мое имя, адрес и номер телефона.

-- Жирно?

-- Нет. Стандартным шрифтом, сжато.

4

Поскольку вечер среды я провел в театре, а потом с приятелем во "Фламинго", то было уже больше часа, когда я вернулся домой и поставил будильник на 9.30.

Но то, что подняло меня с постели в четверг утром, не было ни часами, ни радио. Когда это случилось, я протер глаза, чтобы выяснить, что происходит. Дело не в телефоне, поскольку я его отключил и сигнал у него был громче. Это был шмель, но с какой стати шмель жужжит на 35-ой улице среди ночи? Я заставил себя открыть глаза и взглянул на часы: без шести девять... это, верно, домашний внутренний телефон. Я повернулся и дотянулся до трубки.

-- Комната Арчи Гудвина...

-- Прошу прощения,. Арчи... -- голос Фрица. -- Но она настаивает.

-- Кто?

-- Женщина по телефону. Что-то насчет пуговиц. Она...

-- О'кей. Я поговорю, -- я включил городской телефон и снял трубку. -Да? Я Арчи Гудвин.

-- Мне нужен Ниро Вулф... я тороплюсь...

-- Его нет. Если вы насчет объявления...

-- Да. Я увидела его в "Ньюс". Я знаю о нескольких пуговицах, похожих на эти, и рассчитываю быть первой.

-- Вы первая. Как ваше имя?

-- Беатрис Эппс.

-- Вы будете первой, если ваше сообщение подойдет. Миссис Эппс?

-- Мисс Беатрис Эппс. Я не смогу вам рассказать всего сейчас...

-- Где вы находитесь?

-- В телефонной кабинке на Гранд Централь. Я по пути на работу. Я должна быть там в девять, поэтому сейчас не могу рассказать, но хочу быть первой.

-- Безусловно. Это разумно. Где вы работаете?

-- У "Квина и Колллинза" в Ченин Билдинг. Недвижимое имущество. Но не приходите туда, они этого не любят. Я позвоню вам в обеденный перерыв.

-- Во сколько обед?

-- В половине первого.

-- О'кей. Я буду у газетного киоска в Ченин Билдинг в двенадцать тридцать и мы позавтракаем. У меня в петлице будет маленькая белая с зеленым орхидея, при мне будут сто долларов.

-- Я тороплюсь. Я буду там.

Разговор закончился, я упал на подушку и обнаружил: чтобы быть в форме, мне следовало поспать еще не менее часа, но пришлось опускать ноги на пол.

В десять часов я сидел на кухне за моим столиком, посыпая сахаром намазанный сметаной кусок пирога. Передо мной стояла на подставке "Таймс". Фриц, находившийся рядом, спросил:

-- Корицы не надо?

-- Нет, -- ответил я твердо.

Заметив, что я взял второй кусок, он пошел к плите, чтобы испечь еще один пирог и сказал:

-- Я слыхал, что наиболее опасное дело для детектива -- это похищение ребенка.

-- Может быть, да, а может быть, нет. Важны обстоятельства.

-- За все годы, что я у Ниро Вулфа, это первое дело с похищением ребенка. У него никогда не было ничего подобного.

Я сделал глоток кофе.

-- Опять, Фриц, ты кружишь вокруг да около. Ты мог бы просто спросить: это дело о похищении? И я бы ответил: нет.

-- Ты настоящий друг. Арчи. Но если что, знаешь как я поступлю? -- Он перевернул пирог на плите. -- Я положу корицу во все!

Я не одобрил его намерения, и мы обсудили этот вопрос.

Вместо того, чтобы дожидаться, пока Вулф спустится вниз, и доложить ему о развитии событий, я проделал всю утреннюю работу в кабинете: вскрыл почту, вытер пыль, вытряхнул корзины для бумаг, сорвал листки с настольных календарей, налил свежую воду в вазу с цветами на столе Вулфа и поднялся наверх в оранжерею.

Когда я подошел к нему, он повернул голову и почти прорычал:

-- Ну?

Предполагалось, что мешать ему здесь можно лишь в случае крайней необходимости.

-- Ничего срочного, -- сказал я, -- просто зашел сказать, что срываю Суприпедиум Ловренцеанум -- один цветок. В петлицу. Звонила женщина насчет пуговиц. Когда я встречусь с ней, цветок будет опознавательным знаком.

-- Когда ты уходишь?

-- Около двенадцати. По пути зайду в банк.

-- Хорошо.

Он возобновил осмотр орхидей. Слишком занят для вопросов. Я взял цветок и спустился вниз. В одиннадцать он пришел и потребовал полный отчет. Получив его, задал один вопрос:

-- Что ты думаешь о ней?

Я предположил: есть один шанс к десяти за то, что у нее есть интересующая нас информация. Я торопился уйти, рассчитывая по дороге захватить комбинезончик у Хирша.

Итак, я занял свой пост у газетного киоска в вестибюле Ченин Билдинг немного раньше назначенного времени, в руках у меня был бумажный пакет. Когда вот так ждешь -- совсем иное дело: можно понаблюдать лица приходящих и уходящих, старые и молодые, уверенные и поникшие... Около половины из них выглядят так, как будто нуждаются в докторе или детективе. К ним относилось и лицо женщины, остановившейся передо мной... Я спросил:

-- Мисс Эппс?

Она кивнула.

-- Я -- Арчи Гудвин. Спустимся вниз? Я заказал столик.

Она покачала головой.

-- Я всегда завтракаю одна.

Я хотел бы быть справедливым, но, честно говоря, у нее, скорее всего, было очень мало приглашений, если были вообще. У нее был плоский нос, а подбородок в два раза больше, чем ей было необходимо. Возраст ее колебался где-то между тридцатью и пятидесятью.

-- Мы можем поговорить здесь, -- сказала она.

-- Хорошо, здесь мы можем начать, -- кивнул я. -- Что вам известно о пуговицах из белого конского волоса?

-- Я видела несколько таких. Но прежде, чем я расскажу вам, как я узнаю, что вы мне заплатите?

-- Никак, -- я дотронулся до ее локтя и мы отошли в сторону от людского потока.