Как я и ожидал, Кристиан Хольк и Гертруда Фишер согласились участвовать в серии передач «Рождественские праздники с крупнейшими представителями мира бизнеса», которые пойдут в эфир между Рождеством и Новым годом.
— Слава богу, Рождество, и я могу выделить часок и рассказать о себе, вместо того чтобы ехать на очередной обед поглощать жирную свинину и маринованную селедку. — Кристиан Хольк изображает весельчака.
Само собой, он должен будет утвердить материал до выхода в эфир. Это он ставит условием, после того как ему не удается выяснить, кого еще из бизнесменов выбрали для проекта. Мы с Йоханом объясняем это тем, что участники, насколько это возможно, должны предстать в программе вне конкурентных взаимоотношений и рабочего распорядка.
Без нескольких минут час такси останавливается перед импозантной виллой Холька. Участок обнесен высокой белой оштукатуренной стеной, она щетинится колючей проволокой и утыкана камерами наблюдения. Я звоню, и вот мы предстаем перед Кристианом Хольком, с его хорошо всем известным животиком и коротко подстриженной седой бородкой. Он возвышается в рамке дубового проема, а рядом две ели в человеческий рост, украшенные гирляндами лампочек. Он долго жмет нам руки, и от его цепкого взгляда ощущение, будто тебя просвечивают рентгеном. Потом Хольк меняет выражение лица, одаривает нас равнодушно-вежливой восточной улыбкой, отступает в сторону и пропускает в дом.
— Чертовски похолодало! — говорит он низким сипловатым голосом.
Я читал в каком-то журнале, что он завязал с крепкими напитками и пьет теперь хорошее вино.
— Синоптики обещали снежное Рождество, к нам приедут праздновать дети с внуками, ха-ха.
Проходим за ним в комнату, окна которой глядят на сад и лес. Вдоль стен — от пола до потолка полки, посреди пустого письменного стола водружен компьютер, дизайнерская модель, огромный монитор может потягаться с приличных размеров телевизором.
— Я подумал, что удобно будет снимать здесь. Я могу сидеть за столом, с полками и книгами на заднем плане. Вы не против?
— Да, так будет здорово, — соглашается Йохан.
— Нельзя ли поставить на окно свечу, чтобы подчеркнуть рождественскую атмосферу? — спрашиваю я.
— Я поставлю, — раздается за нашими спинами мягкий голос.
В комнату входит высокая женщина. Черные волосы, черное платье, большие серьги в форме монет, похоже, из моржовой кости.
— Ну вот вы и познакомились с моей горячо любимой супругой, ха-ха, — говорит Кристиан Хольк.
Он берет из рук жены серебряный блестящий подсвечник с зажженными свечами.
Йохан распаковывает аппаратуру. Достает профессиональную камеру — небольшую, едва ли крупнее обычной любительской. Мы приехали сюда прямиком из офиса фирмы, где взяли ее напрокат, и Йохан делает вид, что все это обычная рутина — установить технику на штативе, подсоединить микрофон и закрепить его на лацкане Кристиана Холька. Камера сконструирована так, чтобы никакой профан ее не попортил — все работает само, и Йохан с удовлетворением в голосе командует: «Камера!»
— Кристиан Хольк, вы председатель правления компании «Рейнбоу медикалс», крупнейшей в Дании, если верить биржевым сводкам. Как вы собираетесь праздновать Рождество?
— Да как всегда! Так же, как праздновал, пока еще не стал председателем правления: с елкой и гусем, с женой и с теми из детей и внуков, кто сумеет к нам выбраться. Ну и с целой кучей подарков.
— И все же, будет ли это Рождество чем-то отличаться от предыдущих?
— Только тем, что несет нам процесс естественной смены поколений. Сын вернется домой из США со своей американской женой и двумя дочками. Моя дочь тоже приедет со своим сыном. Я, конечно, буду Дедом Морозом.
По его лицу скользит недовольная гримаса.
— Нет, это слишком личное. Выбросьте все, что я сейчас сказал. Это никого в Дании не интересует. — Он бродит взглядом по потолку, и непонятная улыбка мимолетно кривит его губы.
— Вы человек, чтящий традиции?
— И да, и нет.
Лицо Холька вновь безмятежно.
— Традиции нам необходимы. Они рождают в нас чувство сопричастности и единства — со страной и семьей, в каждом человеке без этого клея все распадется на части. Но важно, чтобы традиция не превратилась в смирительную рубашку, не стала рутинной привычкой, иначе стоит задуматься над тем, нужна ли она.