Я никак не могу сконцентрироваться. На мониторе ноутбука, насколько позволяет понять мой немецкий, — что-то вроде стандартного письма в немецкую общественную организацию, действующую в Африке. Заголовок гласит: «Уникальная вакцина от малярии поможет спасти миллионы жизней», а дальше говорится о том, насколько важно, чтобы африканское коренное население понимало и не ставило под сомнение тот факт, что новая вакцина абсолютно безвредна. Организация должна создать вокруг препарата ауру надежности и защищенности, убедив местных жителей не уклоняться от прививок, когда врачи «Рейнбоу медикалс» приезжают в их края с мобильной, оборудованной всем необходимым станцией вакцинации. За эту работу немецкая компания получает оплату наличными согласно договору. Письмо написано на официальном бланке «Рейнбоу медикалс», в качестве адреса получателя указан город Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария, и подписана бумага Лизой Майер, директором отдела разработок.
Я набираю в Гугле «Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария»: этот городок, как выясняется, находится на юге Испании, рядом с Кадисом, и, судя по всему, известен в первую очередь своей близостью к натовской военной базе, держащей под контролем Средиземное море и имеющей противоракетный комплекс — для защиты от «угрозы со стороны исламского мира». Ниже в списке найденных результатов — «Инновации и производство „Рейнбоу медикалс“». Все ясно, значит, в Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария расположен их офис, а вот и слоган пропечатан заглавными буквами на всю ширину монитора: «Наши вакцины спасают миллионы жизней». Я зачитываю информацию Йохану, и некоторое время мы молча обдумываем ситуацию.
Затем Йохан берет у меня ноутбук и вводит в поисковую строку «Лиза Майер».
— Все верно, — замечает он. — Это дама известная. Бывший политик, раньше поддерживала линию партии «зеленых» в бундестаге, была членом Европарламента. Ярая противница могущественных лоббистов фармацевтического производства. Однако сейчас, видимо, перешла в лагерь своих былых противников. Итак, все дороги ведут в Берлин к Лизе Майер.
Он смотрит на меня, я киваю. Но думаю о том, что моя мама в последние месяцы жизни стала маленькой и почти прозрачной, иногда почти паряще-неземной, как бабочка, которая порхает в солнечных лучах, нежно осыпая всех и вся своей ангельской пыльцой. Да она и внешне походила на ангела — тоненькой фигуркой и белыми, как мел, волосами. Она умела видеть человека насквозь и знала его мысли и чувства.
Не знаю, сколько раз за ночь я просыпался на жестком матраце в нашем подвальчике, но уже давно наступило утро. Йохан болтает на кухне с Кирстен, пьет кофе, опять ест булочки с сыром бри и, заметив меня, обрывает свой рассказ на полуслове.
— Доброе утро, доброе утро, — говорит Кирстен, наливает мне кофе и кладет пару булочек на решетку тостера, который начинает тикать, отсчитывая секунды, и вскоре раздается финальное «блим».
Я поддаюсь нахлынувшей внезапно меланхолии, раздумьям о бренности всего земного, вспоминаю маму, которой больше нет рядом, и отца, который в обозримом будущем тоже уйдет в мир иной. Когда он умрет, я довольно скоро перестану вспоминать о неприятных чертах его характера и буду возвращаться мыслями лишь к неповторимым часам, проведенным с ним рядом.
У нас была такая же модель тостера, он всегда стоял на полке в «комнате для хоббита», как мы в шутку называли «комнату для хобби», у которой был свой отдельный вход с улицы и в которой мы привыкли оставлять перепачканную обувь и верхнюю одежду.
Я улыбаюсь Кирстен, кладущей передо мной дымящуюся булочку, разрезаю булочку вдоль, беру блюдо с бри, горгонзолой и плавленым сыром с пряностями и колеблюсь, на чем остановить свой выбор. Тостер опять издает свое «блим», а Кирстен предлагает:
— Попробуйте добавить в горгонзолу чуть-чуть черносмородинового варенья.
Я отвечаю, что это звучит заманчиво, иду в туалет и умываю лицо водой.
— У вас невероятно уютная кухня, — добавляю я, вернувшись за стол и поднося к губам чашку.
— Спасибо, Петер. Это мое самое любимое место в доме. Я сижу здесь, вяжу, слушаю радио, когда остаюсь одна дома, и здесь, в тепле, мы едим, если у нас нет гостей. Да, кстати, тебе привет от Нильсона, — говорит она, повернувшись к Йохану. — Он сегодня поздно проснется, но вы, само собой, увидитесь в сочельник. И вам привет, Петер, и счастливого Рождества.
— Взаимно. Передайте ему привет и поблагодарите за гостеприимство.