- Гонишь! - усомнился я, хотя понятия не имел, что это за великий визирь.
- Обижаешь, Валера! - Мишка выпятил нижнюю губу. - У меня есть экспертное заключение. И, кстати, советское заключение, а не нынешнее! Нынешнее говорит лишь о том, что эта сабля датируется 1670-1675 годами, не более.
- Где же ты взял эту саблю вместе с советским заключением?
-Я!.. - Михаил усмехнулся и хлопнул меня по плечу: - Не я, а мой папа, царство ему небесное. Признаюсь тебе: почти вся коллекция холодного оружия – это заслуга моего отца. Это он её собрал, начиная с пионерского возраста. Он ведь родился в Ленинграде и во время блокады оттуда вместе с мамой эвакуировался. Отец рассказывал, как однажды увидел у своего соседа, уже старого деда, турецкий кинжал времён Русско-Турецкой войны и просто им заразился. С тем дедом он и моя бабушка дружили, часто кусок хлеба делили, и когда они уезжали, этот дед моему папе кинжал и подарил. С него всё и началось. Я помню, отец нет-нет в Ленинград, да и наведывался. Там ведь во время войны много чего из музеев попёрли, и в послевоенное время много чего можно было приобрести. Понял мой намёк? Даже сейчас, если есть нужные связи, хоть самого чёрта купишь! Я до шестнадцати лет не знал о папиной коллекции. И вот как-то раз, отец тогда уже тяжело болел, он подвёл меня к шкафу, а у него двойная стенка, а за ней вся эта прелесть! Х-ха! Я сам в то время уже оружие собирал, но только огнестрелы. Однажды, мне тогда почти тринадцать лет было, набрёл я на кошелёк, а там целых тридцать рублей. Давно я у матери с отцом велосипед клянчил, но всё безуспешно, всё только обещали. В магазинах тогда велосипеды для подростов продавали: «Школьники» и «Орлёнки», помнишь? Вот я и решил на эти деньги велик себе купить. «Орлёнок» в ту пору двадцать семь рублей стоил. Но поскольку я общался исключительно со шпаной, то один из бывалых шпанят мне посоветовал купить велик не в магазине, а на барахолке. Дескать, бэушный там и за десятку можно взять, и даже мопед. В выходной день я поехал на эту самую барыгу и разыскал там пожилого мужика, торговавшего старыми велосипедами, запчастями, гаечными ключами, замками и другим барахлом. Стою, разглядываю, выбираю. Тут подходит к продавцу другой мужик, помоложе, лет тридцати, и говорит, не обращая на меня внимания: «Дядя Ваня, отсыпь маслят штук двадцать». А я уже знал, что «маслятами» в криминальных кругах патроны называют, но виду не подаю, ушами хлопаю и вспоминаю, как от старших парней слышал, что в Туле на барахолке за четвертной старый ТТ с обоймой патронов купить можно. У нас хоть и не Тула, но город тоже не подарок. Дядя Ваня покосился на меня и говорит: «Пацан, присмотри за товаром, я тебе потом скидку сделаю». Ушёл он с молодым мужиком за угол, минут через пять-семь вернулся и спрашивает: «Ну что? Выбрал?» – а я возьми и брякни: «Дядя Ваня, продай пистолет!» Мужик на меня глаза выкатил: «Ты чё, пионер? Лимонада перепил? Какой, на хрен пистолет?! Иди отсюдова!». Но я настаиваю: «Ну не пистолет, так револьвер!» Свои червонцы ему показываю и замечаю, как у него глазки сверкнули. Он опять: «Иди отсюдова, клоун, не то милицию позову!» Я обозлился, уже и велосипеда мне не надо, и говорю ему: «Сам ты клоун! Маслятами торгуешь, а волыну мне зажал!» Оборачиваюсь, и только хотел уйти, как он мне в спину: «Эй, щегол! Тебе лет-то сколько?» А я уже в то время рослым парнем был и вру, не моргнув глазом: «Шестнадцать!» Он смерил меня взглядом и говорит: «Хоть ты и загибаешь, но… ладно! Зачем тебе волына-то?» «Гвозди заколачивать!» - отвечаю я. Дядя Ваня заржал и говорит: «Приходи в следующее воскресенье, но только с самого утра!» В общем, в следующее воскресенья я стал обладателем карманного британского револьвера Веблей №2 442-го калибра, пятизарядного, с ударно-спусковым механизмом двойного действия. Чаще его называют «бульдогом». Дядя Ваня, как и обещал, сделал скидку: отвалил за мою тридцатку аж пятнадцать патронов. Вот этот бульдог! - Мишка указал на стенд, где под стеклом в буквальном смысле слова сиял небольшой револьвер. - А рядом, - продолжил он, - моё первое ружьё: Бердан № 2 – драгунская винтовка образца 1870 года с продольно-скользящим затвором. Я её у одной старушки случайно увидел: пошёл за грибами, заплутал, зашёл в одной деревне водички попить – и оба на! Стоит винтовка в уголке, даже тряпочкой не прикрытая. Я к бабке: «Продай за десятку!» – но бабка жадная оказалась: запросила тридцать рублей. «Пензия, - говорит, - у меня маненькая, всего семнадцать рублёв. У меня, мол, двенадцать детей было, девять из них померло, я всё с ними нянькалась, в колхозе почти не рабатывала». Тридцать рублей – это круто было! В 1972 году в нашем охотничьем магазине, как сейчас помню, бывшие в употреблении ружья и за три, и за пять, и за десять рублей купить можно было. Совсем новая тулка-курковка с укороченными стволами двадцать два рубля стоила. Только все эти ружья по охотничьему билету продавались, которого у меня, разумеется, не было. Я снова к бабке: «Ружьё у вас пропадёт, а если милиция узнает, так и вовсе отберут, да ещё и посадят за незаконное хранение оружия. Я же вам, бабушка, десять рублей прямо сейчас дам!» Она о милиции услышала, помялась, помялась и тогда только согласилась на мои условия. Я ведь уже в восьмом классе, пользуясь своим ростом и силёнкой, вместе со старшими парнями ходил на элеватор вагоны разгружать. За ночь на руки червонец выдавали. Вот за один из них я эту винтовку и сторговал. Видал, в каком состоянии берданочка! А ведь и под ванной, и на чердаке, и в подвале она пряталась, и все одиннадцать лет, пока я отсиживал, в тайнике лифтёрной комнаты простояла, упакованная в пушечное масло. А подругой у неё была хоть и не знаменитый исфаханский клинок, но посмотри, вон та шашечка, изготовленная на частной фабрике Шафов в Петербурге! - и Лопаткин опять вытянул палец в направлении своих рапир, шпаг и сабель.