- И ты больше никогда не ездил охотиться туда, где встретил эту девочку? - спросил я, заинтригованный его рассказом.
- Нет. Хотя меня всегда подмывало найти тот сосновый бор, где водятся большие рыжие муравьи с квадратными головами и челюстями-клещами. - Он вздохнул: - Подмывало и до сих пор подмывает, но к действию не толкает. На нашей земле живёт ещё много тех, о ком мы ничегошеньки не знаем. Тех, кто не трогая нас, живёт рядом и около. Я уверен в этом.
- А чего не хватало в доме Макуки?
Михалыч почесал лоб:
- Обычно в любом частном доме, или во дворе дома, к тому же в летнее время, там, где вольготно живут маленькие самостоятельные дети, всегда нечаянно наткнёшься на что-то детское: на обувь, на одежду, на брошенную игрушку, на само присутствие ребенка, на его запах, наконец … А там ничего детского не было. Ничего! Впрочем… кажется, и взрослого тоже, - задумчиво добавил он.
Мы помолчали, махнули ещё по «сотке», собрались и пошли охотиться дальше.
Я дружил с Михалычем двенадцать лет, крепко дружил, по-мужски, и полагал, что знал его натуру достаточно хорошо. О том, что старый адвокат тронулся умом, я даже не задумался. Такой бы ясный ум, как у него, да каждому бы из нас, да ещё бы с молодости, так давно жили бы мы при коммунизме. О розыгрыше тоже никакой речи не шло. Михалыч к розыгрышам относился весьма прохладно. Вообще, к юмору он был мало склонен, а если и склонен, так лишь под настроение, и то, к юмору только серьезному. Про себя я решил, что в жизни всякое бывает, и, возможно, старик, в самом деле, был «под градусом», поскольку выпить на охоте себе не отказывал – это-то я уж знал наверняка. Дόпьяна он никогда не напивался, но грамм триста всегда себе позволял, ибо эти граммы для человека весом больше центнера – это как дробина для быка. Через полгода Михалыч умер. Его Найла через неделю. Всё в этой жизни течёт своим чередом. О рассказе старого друга я со временем забыл.
Спустя семь лет, в конце августа 2012 года, я поехал со знакомыми охотниками на утку в одну из областей, километров за 150 от моей. С собой я взял своего ирландского сеттера – Мильду. Ночевали мы в маленькой деревне. Она называлась Братухино. Домов пятнадцать всего, да и те в своём большинстве дачные. За деревней в редколесье лежала широкая заболоченность. Лучших утиных мест я не видел. В тот вечер, когда мы прибыли в деревню, неподалёку от неё стоял такой «кряк» и был виден такой «лёт», что мне казалось: вся российская утиная братва собралась под Братухино на общую всероссийскую сходку.
В первый день охота для меня оказалась удачной – взял четыре утки, а вот на второй день она не задалась. Погода резко испортилась. То вдруг начинало светить солнце, так ярко, что совсем ослепляло. То вдруг налетал ветер – порывистый, жутко ледяной, с колючим дождём, пробивающим насквозь мою непробиваемую непромокаемую одежду, и становилось темно, словно ночью. Воздух стоял глухой и серый, видимости никакой. Моя Мильда неожиданно пропала. Вот только что перед глазами крутился её ржавый хвост и ау! Я тщетно звал собаку – бестолку. Как в воду канула. Пошёл искать сеттера, и сам потерялся – забрёл в какой-то непролазный лесной бурелом, а потом меня вынесло на коричневое трясущееся болото. Я провалился по шею, искупался в вязкой студёной воде, да так капитально, что еле-еле смог выбраться из неё на более-менее твёрдую кочку. Стою на ней с трясущимися коленками, перевожу дух, соображаю, как выбраться, и тут вдруг слышу позади себя тоненький детский голосок, от которого волосы на голове зашевелились, и дрожь по всему телу пошла:
- Дяденька, а зачем ты на охоту ходишь?
2012 г.
Волчица
Волчица
Давно мы с сыном не охотились в заливе, что рядом с нашей рекой. Всё нас в какие-то другие места тянуло, а нынче решили: махнём в залив – и от дома недалеко, и утка там наверняка есть. Во всяком случае, раньше была.
Залив был круглым как обеденная тарелка. Его середина была чистой, а края сплошь заросли высоким рогозом. В нём коридорами пролегали узкие витиеватые проходы. Чаще всего именно в них находились утки. Было ещё темно, когда мы с Сашкой приехали к заливу. Пока накачивали резиновую лодку – забрезжило. Мы спустили её на воду, бросили в неё наши тела, утяжелённые ружьями и патронами, и пошли в самый крайний правый «коридор». Сын сидел на вёслах, а я на корме, держа свою новую вертикалку наизготовку. Плотное серое небо висело над нами. Оно было сухим, даже пересушенным. Не утиное было утро. Вот если бы изморось, когда птица летает низко, прижимаясь к воде, а тут… В общем, день обещал быть ясным и солнечным.