Мы медленно и беззвучно двигались среди двухметровой зелени, торчавшей из чёрной воды, вслушиваясь и вглядываясь в утреннюю тишину. Только в ней, в тишине, можно услышать то, что нигде не услышишь, то, что никто и никогда тебе не скажет. Умейте слушать тишину, особенно тишину внутри себя. Она многое разложит по своим полочкам.
Неожиданно донесся мужской голос и шумные всплески. Голос и всплески раздались впереди нас, и на месте они не стояли, тоже двигались.
- Какая зараза там бултыхается? - недовольно прошелестел Сашка.
- Вдруг она нам выгонит сейчас чего? Как сеттер, - понадеялся я таким же шёлковым шёпотом, подвигая палец к предохранителю ружья.
Однако «зараза» ничего не выгнала. Никудышным «сеттер» оказался: бубнил и бубнил, порой переходя на короткий лающий смех.
- Может, это рыбаки? - предположил сын, но сам же своё предположение и опроверг: - Впрочем, настоящие рыбаки болтать не будут. Наверное, дилетанты какие-то… Или уже приняли на грудь грамм по двести, вот и трещат сороками.
Ответом послужил громкий раскатистый хохот, отрикошетивший от серой мглы твёрдого неба и растаявший над рогозом. Мы свернули в другую протоку, потом в третью. Весёлого голоса не стало слышно – редким утренним туманцем заглушило. Он появился ниоткуда, растерянно постоял пятнадцать минут, поглазел на залив и пропал в никуда. Прошёл час. Потом с недалёкой реки раздалось несколько торопливых выстрелов. Через минуту там началась канонада, способная поднять на ноги покойника.
- Надо было туда ехать, - подосадовал Сашка. - Там вся птица, а тут ничего нет, даже кряканьем не пахнет. Куда все утки подевались?
- С какого перепугу они должны раскрякаться? Не от великой ли радости по поводу нашего присутствия? Ещё бы они нам тут ковровую дорожку расстелили… - вышептал я своё недовольство.
Сын улыбнулся:
- Представил: утки с трубами в ряд выстроились и для нас туш играют…
Канонада длилась около двух минут, а потом её как обрезало. Опять наступила полная сухая тишина. За всё утро с реки больше не донеслось ни одного выстрела. Мы молча прошивали один «коридор» за другим и всё без толку.
- Пошли на левую сторону через чистую воду, - предложил я.
Теперь я налёг на вёсла, но едва стал выгребать на середину залива, как сын шепнул:
- Пап, стой! Пригнись!
Жирная кряква, вытянув шею, отчаянно семенила крыльями. Она летела метров за сорок от нас и довольно низко, вероятно, убегала от охотников, спугнувших её с реки.
Сашка вскинул ружье и срезал «крякуху» первым же выстрелом, тем самым укорив меня за промахи и похвалив себя:
- Вот, как стреляют отличники боевой и политической подготовки!
Мой сын весной пришёл из армии, где как он сам говорил, был на неплохом счету. Я ему верил, поскольку считал, что кресты за службу на Кавказе просто так никому не дают, да и стрелял мой отпрыск хорошо – вылитый я в молодости. Мы подобрали птицу и пошли на левую сторону залива. Тут сын высадил меня на берегу, и сам ушёл на лодке в самый дальний проход с самым высоким рогозом, откуда вскоре выгнал четырёх уток. Увидел я их поздно – слеповат стал. Да, что поделаешь – лысина на лбу тоже впервые, но уж и до смерти. Свой первый выстрел я пустил «в молоко», а вторым сбил самую последнюю доходягу, выглядевшую вреднее тетрациклина. Чирок шлепнулся где-то в зелёных чапыжах. Судя по тому, как он падал, это был подранок. Мы искали его битых два часа, но так и не нашли. Осталось только выругать себя и пожалеть птичку…
К этому времени небо уже растянуло свои губы до самых ушей, а потом и открыло весь свой рот нараспашку, показав нам необычайно синее нёбо и сверкнувшее в нижней десне золотым зубом яркое солнце. Оно оторвалось, поднялось к верхней десне и осветило всю округу. Сразу стало жарко и светло.
- Сворачиваемся, - распорядился я. - Места здесь тихие…
- … тут некого, - закончил за меня сын известную среди мужчин поговорку.
Вообще-то Сашка при мне никогда не употребляет нецензурных слов, просто в этой поговорке этот фрикционный глагол на иной другой не заменишь – эффект не тот будет.
- Это точно, - согласился я.
Уже не таясь, сын быстро погрёб к берегу. Около нашей автомашины стояло ещё две: полуубитая «пятнашка» и новый тёмно-синий «форд». Хозяев автомобилей поблизости не наблюдалось. Вытащив лодку на траву, мы стали решать, что будем делать дальше: домой поедем, на реку направимся, или будем досыпать здесь, в машине, дожидаясь вечерней зорьки, в надежде, что дичь всё-таки налетит.