Охотничьи тропы

— Вас не поранил медведь? У вас много крови на лице…

Старик выдернул нож из груди зверя и отер рукавом кровь с лица.

— Ничего, сынок, это медвежья кровь.

Великий грозный зверь, хозяин густой тайги, лежал мертвый у ног старика, страшно растопырив когти и разинув пасть.

И мертвый он, казалось, готов был вскочить и ринуться на людей.

Сердце радостно билось у молодого охотника, ноги немного дрожали от усталости, но весь он ликовал от удачи: ведь это его первое крещение, первая встреча с медведем.

Старик подошел к нему и положил руку на плечо.

— Сынок, из тебя обязательно выйдет хороший охотник, ты станешь хозяином этой богатой тайги…

С этими словами старый охотник отечески потрепал его по плечу и улыбнулся еще молодыми, черными глазами….

Взвалив тушу зверя на лыжи, они направились с добычей к своей палатке.

С якутского перевел Кондр. Урманов.

Никандр Алексеев СОБОЛЬ

Побережьем, где ветер долинный,
От становий, по заросли низкой,
Уводил его след соболиный
На восток, по тайге баргузинской.

На гольцы, где Ширильды истоки,
В буреломы, в трущобы берложьи…
Но зато на далеком востоке
Соболя — минусинских дороже…

На гольцах они — дымчато-мглисты,
И нежней, чем в июне елани…
Нет, не видел таких шелковистых
Никогда и никто на урмане.

Соболей всех один есть красивей…
Но тайга драгоценного прячет
Под густой серебристою ивой,
Что висит над рекою Гремячей.

Потому средь кустов, под скалою
Шорох снежной травы не прослушай…
Не туда ль соболь падал стрелою,
Навострив шелковистые уши?

Эй, охотник с собакою пестрой,
Ты стоишь… И ружье не дымится?
… Ведь недаром по кедрам да соснам
Голубая хвоя шевелится.

Что глядишь в буреломную оголь?
Или вспомнил девицу Элуже…
Не ее ль ты — подслеженный соболь,
Не по ней ли негаданно тужишь?

Что тужить, ты не выстрелишь мимо…
От Ширильды, от Чортова Шнура,
Принесешь ты Элуже любимой
Не одну соболиную шкуру.

* * *

Заметая звериные следья,
Горностаем легла перенова.
И лучистей, чем в полночь созвездья,
Загорелись глаза зверолова.

Полыхнуло багровым рассветом.
Вскинув голову, дымчатый соболь
Покатился с разлившихся веток
Под широкий серебряный тополь…

Нагибаясь, берет осторожно…
И глядит, и любуется гордо —
Он — охотник лихой и таежный,
Он — эвенк Шемигарского рода.

В. Пухначев ЗИМНИМИ ТРОПАМИ

В село Кочки я приехал зимним утром. Федора Андреевича Бабина не оказалось дома. С рассветом он ушел в степь смотреть капканы, расставленные накануне.

Приветливая Ефросинья Александровна усадила меня в передний угол. Она заварила чай и пригласила к столу.

— Пока Федор Андреевич вернется, мы с вами чайком побалуемся. Одной-то скучно дожидаться. У нас ведь все — охотники. И сын и дочери промышляют. Мне тоже работы хватает. Иной раз столько зверя добудут — едва-едва успеваю шкурки оснимывать, — говорила она, накрывая стол.

Мы пили чай — чашку за чашкой. Было уже далеко за полдень, а Федор Андреевич все не возвращался. В полях в это время происходила схватка человека со зверем.

* * *

Зверь попал задней лапой в капкан возле падали. Вокруг стояла морозная предутренняя тишина. Еще ярко горели звезды, но Орион уже медленно склонялся к западу вослед уходящей ночи.

Волк приходил сюда не раз. Здесь же бывал и второй матерый самец, и они вдвоем рвали брошенную в поле лошадиную тушу. Насытившись, волки лениво уходили в трущобные места на лежку.