Выбрать главу

Когда Новоселов, положив на стол деньги, поднялся с табуретки, Лукин тоже шагнул было к порогу. Но дотронувшись пальцами до дверной ручки, медленно вернулся назад и глухо сказал жене:

— Сходи уж Наталья ты, отдай Андрею Лайку…

Потом, не считая, бросил деньги в ящик комода и за весь этот день не проронил больше ни слова.

Ночью Василий Иванович долго ворочался на кровати, а едва все в доме уснули, вышел во двор. Шарик и Мурзилка, завидев хозяина, выскочили из своих конур, радостно стали прыгать на грудь, норовя лизнуть языком по лицу. Только у третьей конуры было тихо, и от этой тишины Василию Ивановичу стало еще более тоскливо.

Ни о чем не думая, Лукин подошел к домику Лайки, тронул ладонью шершавую крышу. Затем, сам не зная для чего, оторвал одну дощечку и, повертев ее в руках, бросил к забору. И когда в крыше появился пролом, Василий Иванович торопливо, словно боясь, чтобы его никто не застал за этим делом, начал ломать конуру. Он трудился так прилежно, что на лбу выступили капли пота. И через несколько минут от конуры не осталось и следа.

Перетащив доски в дальний угол двора, Василий Иванович вернулся в дом и снова лег на кровать. Но сна не было попрежнему, и Лукин проворочался с бока на бок почти до рассвета.

Рано утром Василий Иванович услышал слова жены:

— Лайка прибежала.

Он поспешно вскочил с постели, подошел к окну и тут увидел, что Лайка, свернувшись калачиком, лежит на том месте, где был ее домик…

Василий Иванович оделся и вышел во двор. Он молча вынес из угла груду досок и сосредоточенно начал сколачивать разрушенную ночью конуру.

В это время скрипнула калитка и через высокий порожек перешагнул Андрей Новоселов.

— Собака-то у меня убежала, — проговорил он. — Цепочку порвала…

Василий Иванович, бросив молоток, широко зашагал в дом. Он тотчас же вышел оттуда и, протягивая Андрею деньги, сказал:

— Возьми. Передумал я…

Новоселов, помедлив, неохотно сунул деньги в карман и, глубоко вздохнув, промолвил:

— Та-ак… Пропал, значит, у меня нынешний сезон…

— Почему пропал? — поднял на него глаза Лукин. — Я же не сказал, что не дам тебе Лайки. Бери, охоться. А денег не надо. Вернешься с промысла — приведешь. Пусть дома доживает старость…

И Василий Иванович снова застучал молотком.

Никандр Алексеев

ДЕВЯНОСТО ПЕРВЫЙ

      Старик был бел, белей метели…       Удел его — лежи в постели,       Да втихомолку все горюй:       Как лыжи, годы под гору Бежали ниже, ниже, ниже И вот остановились лыжи. Путь жизни пройден, погорюй: Скатились лыжи под гору.       Ах, их обить бы козьей кожей,       Да быть на сорок лет моложе.       Как белку бил дробинкой в глаз,       Фашисты, так стрелял бы вас… Пообещал старик столетний Ружью отдать свой вздох последний. Ужель без выстрела умру? Сбежали лыжи под гору…       Есть утешение: любимый       Охотник-сын стрелял не мимо,       Стал русскому он кровный брат,       Кровь вместе лил за Ленинград По свеже-выпавшей пороше. Привет мой сын — стрелок хороший За Сталина — он наш отец — Да будет метким твой свинец.       И я в тайге, не мимо метя,       Взял девяностого медведя…        Последнего ль?             Ужель умру? Сбежали лыжи под гору.       Сказал, прикованный к постели,       Старик, белее чем метели.       Сказал старик…             И вот те на.       В аил нагрянула война. Война в аил!             И в самом деле, Дрожали стекла и звенели… Послышался звериный рев, Мычанье долгое коров,       Крик женщин, голосили дети…       В глаза косматого медведя       Глаза взглянули старика       И зачесалася рука… В окошко поглядел медведь Или в медвежьей шкуре смерть Пришла суровою порою, Припрятав лыжи под горою?       Иль новый воротник сошью?       Тянулася рука к ружью,       Рука, что выстрела просила,       И к шорцу возвратилась сила. Старик из хаты вон:             — Постой, Начнем открытый честный бой… Я слухом слаб и плохо вижу, Реви сильней, иди поближе…       Как надо, примем чужаков.       Не больше десяти шагов       От следопыта до медведя…       И зверь ревел, рыдали дети: На задних лапах, сея страх, Топтыгин шел в пяти шагах, У старика былая хватка: Нацелил прямо под лопатку,         (Шерстиночку облюбовал)       И смерть убита наповал.       Старик сказал:             — Неплохо вижу,       Прощай постель. —             И встал на лыжи.