«Последний день. Лаврушка, небось, сдал норму и посмеивается», — думал Николай, входя в мелоча. — «Трубнуть разве еще разок?» — Николай остановился, прислушался, отвернув наушник, и потянулся было за рогом.
Слабый, знакомый только охотникам, звук учащенного дыхания, заставил Николая замереть. Инстинктивно старик сдернул с плеча двустволку, бесшумно взвел курки, отжав поочередно гашетки. В частом осиннике появился вдали вытянутый силуэт темнобурой лисы. «Ишь чорт хитрый, где ходит», — мелькнуло в мозгу и скорее с досады, чем в надежде на удачу, дед Николай поймал силуэт на мушку и нажал спуск.
Порыв ветра снес звук вместе с дымом. Силуэт лисы исчез из поля зрения, но какое-то, почти неуловимое, запечатлевшееся в клетчатке опытного глаза, движение зверя заставило Николая броситься вперед. Не обращая внимания на больно хлеставшие промерзшие сучья, продрался старик сквозь осинник и, убедившись, что излетные редкие дробины легли правильно, бегом направился вдоль следа. Николай остановился, не пробежав и двадцати метров. Рубиновым бисером лежала по правую сторону следа кровь.
Дед не стал ее рассматривать. Он знал, что лис ранен легко. На ходу перезаряжая ружье, старик побежал, что было мочи, в сторону от следа. «Нориться пойдет, к норам нужно поспевать, пока Полкан не добрал», — мелькало у него в уме.
Николай достиг изрытого норами склона оврага через несколько минут после того, как раздался первый басистый горячий взбрех по крови. Задохнувшись, хватаясь за деревья, дед скатился с откоса и огляделся. Слишком стары были норы, слишком много поколений лис рыли, расширяли, удлиняли узкие коридоры своих подземных владений. Множество отверстий чернело на поверхности и множество извилистых ходов пронизывало берег оврага… Слишком велика была занимаемая норами площадь, чтобы один охотник, где бы он ни стоял, имел возможность наверняка убить лису. Даже выбрать позицию, которая дала бы уверенность, что лиса не проскользнет незамеченной, оказалось возможным только перебравшись на противоположный склон.
Прислушиваясь к удаляющемуся голосу Полкана, бормоча себе под нос «опять на круги пошел, проклятый», — старик пересек овраг и остановился за невысоким густо разросшимся кустом орешника. От него до нор было не менее ста шагов. «Может, на счастье с моей стороны пойдет или низом вдоль оврага», — думал Николай.
Мысль о том, что стоять придется, быть может, очень долго, мало беспокоила старика. Он решил ждать до конца.
Не менее трех часов прошло с тех пор, как дед Николай встал за ореховый куст.
С тех пор гон, то удаляясь, то приближаясь, несколько раз обходил норы по большому кругу. «Придешь», — изредка шептал Николай. — «Пусть хоть одна дробина у тебя в ляжке сидит, а сидит-то она наверное»…
Усилившийся к вечеру ветер высвистывал в тонких ветвях. Ноги у старика застыли — он беспрестанно шевелил пальцами; коченели руки — крепче сжимал кулаки или осторожным движением подносил руку ко рту и старался через перчатки согреть пальцы дыханием. Но начало стыть тело, и Николай не знал, как согреться. Приходилось терпеть. «Такое уж дело», — думал Николай, ежась от холода. — «Терпи, старик, не простая лиса»… — Он боялся мечтать о возможности удачи, но иногда против воли представлял себе Лаврушкино лицо. Воображаемое лицо выражало смущение, а Лаврушкины глаза были устремлены на темную крупную шкуру. Пока, к сожалению, эта шкурка еще бегала по лесу…
Гон смолк. Вытянув шею, Николай беспокойно прислушался. Прошло десять — пятнадцать минут. Гон не возобновлялся. «Сколол, Полкан, притомился», — огорчился дед.
Оставалась надежда, что Полкан еще разберется в следах и хоть через силу, хоть шагом возобновит гон, и Николай не покидал своего места.
«Никак невозможно сегодня без лисы возвращаться», — мысленно говорил он какому-то воображаемому слушателю.
Вероятно, в сотый раз оглядел дед Николай противоположный склон, и вдруг старика бросило в жар. Около входа в один из расположенных на полугоре отнорков прямо против себя увидел Николай лисовина. Он сидел в настороженной позе, подняв голову, внимательно прислушиваясь, как и Николай. Не менее ста шагов отделяло старика от лисовина, и зверь готов был юркнуть в нору при малейшей опасности.
Долго смотрел Николай на красавца. Успел разглядеть необычайно темную с сединой шкуру. Лис сидел неподвижно, как изваяние.
Лис шевельнул головой. Николаи понял почему. Доносилось едва слышное взвизгивание Полкана. «Сейчас заревет, — с тоской подумал Николай, — а этот в нору»…