- Я... чувствовала себя странно... как никогда себя не чувствовала в жизни, - начала она. - Отчим попытался утянуть меня с собой, я сопротивлялась... я не могла больше так жить!.. Постоянные унижения, жестокость... омерзительные прикосновения к моей коже и... его ублюдские друзья игрались со мной, как с неживой куклой... Он был чудовищем, он убил мою маму, а потом пользовался мной, будто я какая-то вещь...
Она яростно сжала в белоснежных пальцах куколку фарфоровой аристократки.
- В тот момент навалилось все это разом... - Аннабель сделала паузу, обдумывая. - А потом... потом все стало как во сне... Люди кричали и боялись меня, они убегали прочь, а моя голова раскалывалась от шума... Нечто, таящееся доселе внутри, напало на них... Клянусь, я ничего не смогла с этим поделать... Нечто использовало меня... как куклу, как использовал мой отчим... - она заплакала. - Затем все потемнело... - она указала на Иена. - Он схватил меня за руку, и пение прекратилось... Это сложно объяснить, - замялась она, выбирая слова точнее. - Сила, которая захлестнула меня... она то и дело пела... это пение заставляло меня делать, то, чего я не хотела, но он, освободил меня...
Всепоглощающая ненависть к миру, которая сначала породила Исхода внутри нее, обыкновенной девчонки, а затем пережевала и брезгливо выплюнула, вытянув все соки, сделала ее машиной для убийств. Она не понимала, что делает, став инструментов в руках сил непостижимой природы Исходов.
- Ваша честь, позвольте закончить, - вмешался Ласло.
Анна выглядела смущенно.
Она ненавидела Иена, но все-таки она не ненавидела девчонку, на чью долю выпали испытания, кои по плечу не каждому. Анна не была какой-нибудь магоненавистницей, в отличие от других охотников на магическую заразу, так они называли магов. Женщины из присяжных промокали уголки глаз платками, мужчины отрешенно смотрели в малиновую стену, проглатывая вырывающуюся сентиментальность.
Судья раскис и выглядел даже более жалко, чем свидетельница.
- Пожалуй, можете увести ее, - она неуверенно махнула рукой.
Аннабель вывели из аудитории. Напоследок она взглянула на Иена глазами ягненка и одними губами прошептала "спасибо". Он растерянно ответил ей сдержанным кивком, на что она улыбнулась. Это подметили присяжные, шумно вздохнувшие от сантиментов. Иен уловил взгляд Ласло и его одобрительное подмигивание из-под синих непрозрачных линз очков.
- Обвинение просит свидетелей для дачи показаний, - кашлянула Анна.
Поочередно с трибун поднялись Маркус, Ханна и некто Тобис Карловец, случайный свидетель происшествия на вокзале. Дар рассказчика у него определенно присутствовал: он настолько красочно описал части расчлененных и подожженных тел, летавшие над его головой, что судье стало плохо и ему пришлось удалиться из аудитории. Анна брезгливо приподняла уголок верхней губы: она представила, как трудно было бы отстирать кровь от ее отглаженных костюмов.
Ханна же давала показания максимально нейтрально, как на экзамене, и не велась на провокации Анны.
К моменту, когда к трибуне вызвали Маркуса, стало ясно, что он хорошо набрался.
Толковый судья выгнал бы такого свидетеля: перегар распространился повсеместно, от постамента судьи до скамьи присяжных, где тетушки стыдливо прикрывали платками свои наморщенные носы. Маркус даже в таком состоянии обходил вербальные ловушки, расставленные Анной. Она здорово с ним просчиталась: в общих чертах, Маркус говорил то, что от него требовало обвинение, ведь лжесвидетельствовать он никак не мог. Но он одним видом внушал столько отвращения кисейным барышням на скамье присяжных, что они его не слушали вовсе.
- Как вы охарактеризуете бездействие Маршака? - отрывисто спросила Анна.
- Он песий сын! - выкрикнул он, смутив публику на скамье и пытаясь обличительно ткнуть пальцем в Иена. Его рука металась из стороны в сторону, как мачта подхваченного штормом корабля, а палец пересчитал все предметы вокруг Иена. - Однако у него были свои причины. Вот убил бы он девчонку - и был бы крайний. Его бы судили за то, что он недостаточно хорошо пытался сохранить Исходу жизнь, или вообще маги бы устроили бы восстание! А здесь девчонка помятая, однако же живая, и его все еще судят! Видите ли, он недостаточно хорошо пытался спасти гражданское население. Кто крайний, а? Кто, я вас спрашиваю?! Иен, мать его, Маршак!
Это очень тронуло Иена за живое, он даже расчувствовался к старому алкашу.
- Суду присяжных предлагается удалиться для принятия решения, - прорычал судья, как постаревший лев, и вышел из зала.