Охотничья пора
Готта Двумелли понятия не имел, почему все в Галактике считали Риомм центром цивилизации. Конечно, оценить блеск, каким столица ослепляла всякого, кому доводилось ступать на ее поверхность, было несложно, однако… сквозило во всем этом что-то нарочитое, ненастоящее. Много веков назад, задолго до того, как Риоммская Империя стала одной из главных движущих сил на арене галактической политики, сама планета была идиллическим миром, практически целиком покрытым водой. Сушу составляла лишь небольшая цепь архипелагов, на которых и обитала раса разумных амфибий.
А потом пришли люди.
И принесли с собой технологии, превратившие не тронутый цивилизацией мир в сверкающий центр одной из самых могущественных держав Галактики, а аборигенов, некогда его населявших, – в воспоминание. За тысячи лет, прошедшие с тех пор, имя расы вытравилось из истории, но редкие следы ее существования при должном усердии еще можно было отыскать то тут, то там. Впрочем, такие детали никого из местных не интересовали.
А жаль, честное слово.
Нет, Готта не считал себя историком, и в самом его интересе не было ничего академического. Чистый прагматизм управлял им. Ни один уважающий себя охотник за головами не полезет туда, где прежде не бывал, без предварительного сбора информации. А Готта в этом плане проявлял свойственную всем хэфу дотошность и въедливость. Он хорошо подготовился и, перед тем как выйти на орбиту столицы столиц, тщательно изучил риоммскую историю и местные нравы. Так что теперь, стоя на карнизе одной из конических высоток, с интересом разглядывал черную океаническую гладь, плескавшуюся в полукилометре под ногами.
Хотя смотреть следовало совсем не туда.
Занятый размышлениями, он едва не прохлопал предмет своего наблюдения.
– Мать забвенья! – выругался Готта и стукнул себя по похожему на супницу шлему.
В это же время тонкая фигурка в длинной ядовито-желтой накидке покинула пределы многоквартирного конуса, располагавшегося напротив точки наблюдения. Фигурка принадлежала молодой девушке по имени Хаззи Петрикор. Готта знал это, потому что в течение последнего оборота только и занимался, что следил за ней. Несмотря на юный возраст – по сведениям охотника, ей не было и шестнадцати, – Хаззи уже считалась одной из самых перспективных художниц своего времени и среди риоммской элиты слыла гением изобразительного искусства. О том, как она попала на Риомм, не знал никто. Однако ни отсутствие видной родословной, ни бедность не помешали талантливой девчонке пробиться наверх. Ее с распростертыми объятьями принимали в самых богатых и влиятельных домах столицы, а потому вечера с завидным постоянством тонули в череде раутов, походов по выставкам, театрам и ресторанам.
– Как бы не так!
Готта прищелкнул отполированными мандибулами и заскочил в припаркованный рядом одноместный прыгун. Побитая временем машинка была неприметного окраса и за пару секунд разгонялась до весьма приличных скоростей, что в охоте играло немаловажную роль. Открытый верх тоже считался плюсом. Особенно если дело касалось слежки. Пошарив под сиденьем, охотник извлек старенький, но рабочий электробинокль.
– Ну и куда мы сегодня намылились?
Бинокль, увеличив изображение в десятки раз, в реальном времени отобразил, как Хаззи, накинув на голову капюшон, проворно просеменила через подвесной тротуар, заполненный спешившими по своим делам разумниками, кликнула аэротакси. Одна из черно-желтых машинок, будто только того и дожидалась, вырвалась из общего транспортного потока и плавно спикировала к девушке. Зависнув у тротуара, такси приглашающе распахнуло дверцу. Хаззи, недолго мявшись, проскользнула на заднее сидение, и тотчас же вознеслась над толпой, устремляясь в одном ей известном направлении.
– Лети-лети, красотка, – проговорил охотник, отложив бинокль. – Далеко не улетишь.
Чувство возбуждения прокатилось по телу приятной волной. Двигатели прыгуна закашляли, и уже через мгновение Готта пристроился на хвост пестро разукрашенному такси, вместе с ним петляя меж сверкающих небоскребов острова Мас Пирей.
Работа охотника за головами требовала воспитать в себе немало полезных качеств, вроде усидчивости и скрупулезности. Однако наиболее ценным из них во все времена считалось умение не совать нос туда, куда не просят. Готта знал об этом не понаслышке и потому, когда на него вышел таинственный наниматель, не стал сыпать лишними вопросами. А еще он понимал, что без хорошего пинка из грязи в князи не выбиться. Тем более на Риомме. Поэтому он даже не удивился, когда на него вышел некий безымянный разумник в черном. За немалую мзду он потребовал разузнать как можно больше о девчонке. Предполагалось, будто своей яркой карьерой художница обязана некой таинственной секте, пытавшейся просочиться на самый верх Империи. Узнать, так ли это в действительности, Готте и предназначалось.