Но это может просто сохранить ей жизнь.
ГЛАВА 28
Париж, Франция
Пятница
08:12 по центральноевропейскому времени
Альварес вытащил свое громоздкое тело из гостиничной кровати из гвоздей и направился в душ. После трех минут эффективного мытья и чистки он вышел, вытерся и оделся. Накануне он спал всего несколько часов, как и каждую вторую ночь на этой неделе, и чувствовал себя дерьмом. Он был на дыму, а дым заканчивался. Когда он был моложе, он мог делать все, что требовалось для работы, когда угодно, но после того, как он выбрал 35-ю трассу, где-то вдоль дороги дела пошли на спад. 40-я трасса была прямо за углом.
Легче не станет ни с работой, ни с его телом. Время было злейшим врагом. С точки зрения Альвареса, вы были умны, если знали, что сражаться в этой битве — проигранная битва, но вы были трусом, если все равно не сражались. Альварес позволил себе провести в постели дополнительные полчаса, чтобы омолодить свой мозг и сухожилия. Большой зевок сказал ему, что этого было недостаточно. Прямая охота на убийцу Озолса, возможно, и зашла в тупик, но концентрация его усилий на выяснении того, кто нанял семерых стрелков, чтобы убить убийцу, привела к появлению зацепок.
Семь из семи убитых стрелков были идентифицированы, и из них американец Стивенсон был в центре внимания охоты Альвареса. Ноукс нашел на жестком диске Стивенсона серию фотографий какой-то встречи между Стивенсоном и неизвестным мужчиной, сделанных за пару недель до бойни в Париже. Третий человек тайно сделал снимки, в основном загадочного человека, толстого парня лет пятидесяти с портфелем. Были фотографии, на которых он приходил в кафе в Брюсселе и садился за один из столиков снаружи, где ждал Стивенсон; о том, как двое немного беседуют, пьют кофе и едят пирожные; и о толстом парне, который собирался уйти, оставив портфель под столом.
Затем фотограф проследил за ним до его машины и сделал несколько снимков, как он уезжает. По какой-то причине парень с камерой не смог снять номерной знак, но Ноукс изо всех сил старался снять его с отраженных поверхностей. Пока без везения.
Банковские записи Стивенсона показали, что днем позже он внес наличными сто тысяч евро. Никто в банке не допрашивал депозит и не уведомлял власти об этом. С тех пор менеджер банка был уволен. Альварес был полон решимости опознать парня с портфелем и работал над достижением этой цели со своей типичной сдержанной эффективностью.
Способность Альвареса сохранять спокойствие в кризисной ситуации была одной из его самых ценных черт. Ему потребовалось много времени, чтобы стать эмоциональным, и еще больше, чтобы воздействовать на эту эмоцию. Во время своей службы в армии он был жертвой нескольких неприятных ситуаций, и, будучи оперативником Центрального разведывательного управления, ему в лицо было направлено не одно ружье. Лишь однажды он по-настоящему испугался за свою жизнь, и в этот момент он обнаружил, что страх сфокусировал его и сделал смертельно опасным.
Во всяком случае, ему было легче справляться с опасностью, чем с более приземленными разновидностями стресса. Люди, не отвечающие на чертов телефон, бесили его куда больше, чем пялящиеся в дуло пистолета. 45.
Кеннард исчез с радаров, его телефон дразнил Альвареса своим слишком-идеально-отрепетированным голосовым сообщением каждый раз, когда Альварес нажимал быстрый набор. Накануне вечером Альварес и Кеннард вместе выпивали в дерьмовом маленьком парижском апологетическом баре. Алкоголь Альварес обычно приберег для особых случаев, но у Кеннарда было такое лицо, как будто он сосал халапеньо пару дней, и Альварес понимал важность морального духа.
Ему тоже было приятно распустить волосы. Неделя была безбожной сукой, и он чувствовал последствия. Несколько кружек пива охладили его, но Кеннард был сгустком нервной энергии. Что-то определенно было под кожей молодого парня, но Кеннард хорошо и по-настоящему держал язык за зубами. «Женские проблемы», — догадался Альварес. Какой-то распутный кусок задницы, который не отвечает на сообщения, или еще какая-то чушь. Допив остатки пива, Альварес предложил найти бургерную, но Кеннард покачал головой.
«Я бы с радостью, — сказал Кеннард, — но мне нужно кое-что сделать».
Глаза Альвареса расширились. — Что-то или кто-то?
'Если бы.'
Альварес включал свой ноутбук и пил вторую чашку черного кофе, когда зазвонил его телефон. Менее чем через шестьдесят секунд он уже выходил из двери.
Это был короткий прыжок на метро до посольства, и он направился в свой офис, надеясь, что кто-то совершил ужасную ошибку. У них не было. Его ждал отчет полиции, включая фотографии. Альварес сел, отцепил рабочий телефон, выключил мобильный и внимательно прочитал информацию.
Кеннард был мертв. Убит. Получил несколько ножевых ранений в живот, в конечном итоге умер от потери крови. Признаки борьбы. У него забрали телефон и опустошили бумажник. Никаких свидетелей. Лучшие в Париже расценили это как ограбление. Бедный чмо.
Альварес и раньше терял людей, хотя и редко, всего двоих за всю свою карьеру в компании. Однако они были активами, а не настоящим ЦРУ. Он принял это как неотъемлемый риск операционной стороны бизнеса, но это было не то, к чему он когда-либо привык. Альварес откинулся на спинку стула и тяжело выдохнул.
Он никогда особо не любил Кеннарда и не собирался притворяться, что скорбит о его кончине, но искренне сожалел, что этого парня убил какой-то кусок дерьма, питающийся улитками. Вероятно, какой-нибудь бездомный наркоман, чтобы заполучить немного крэка. Офицер Центрального разведывательного управления не мог умереть. Гораздо лучше быть убитым при исполнении служебных обязанностей, чем во время помочиться.
То, как это представлялось копам, и то, как это выглядело в голове Альвареса, заключалось в том, что преступник застал Кеннарда с ножом и потребовал его вещи. Кеннард пытался вытащить пистолет и неоднократно получал ножевые ранения. Кеннард был настолько самоуверен, что решился на такую глупость. Он должен был передать бумажник и подождать, пока парень уйдет, а затем вонзить три ему в позвоночник.