«Тогда тебе следовало бы подождать, пока я буду».
Как я мог сказать ему, что в тот момент, когда он был в коме, лучшие врачи, которых мог нанять Паркер, считали всё более вероятным, что Шон никогда не выйдет из неё? Его мозговая активность замедлялась, реакции ослабевали. Мне казалось, что он умирает, дюйм за дюймом, прямо у меня на глазах.
И взял меня с собой.
"Я-"
«К тому же, кто сказал, что всё дело в тебе? Ты был не единственным, кого тогда коснулось то, что они сделали».
Я промолчал, пытаясь уловить на его лице хоть малейший намёк на эмоции. Сердце колотилось в груди, в ушах звучал двойной барабанный ритм, заставляя зрение пульсировать в такт.
Я ни на секунду не допускал мысли, что Шон мог делать это из личных побуждений. Правда, когда о наших отношениях стало известно, армейское начальство устроило ему за это суровую критику. Позже я узнал, что они положили конец любым его карьерным устремлениям. Более того, они изо всех сил старались отправлять его на задания, которые практически можно было назвать самоубийственными, одно за другим.
И эта часть его жизни — эта часть меня — была всем, что он помнил, когда наконец очнулся от комы.
Половина меня искренне радовалась его выздоровлению. Путь к возвращению был долгим, но он боролся за свою силу и форму. Другая, более мелкая и злая часть меня задавалась вопросом: не хуже ли иметь его снова, но уже не моим, чем не иметь его вообще.
«Как?» — спросил я.
«Как что?»
«Как вы пытали Клея?»
«Ты действительно хочешь услышать все эти кровавые подробности, Чарли? Никогда не считал тебя тайным садистом».
«Ну, я же здесь, да? Должно быть, я скорее мазохист чёртов».
«Тебе нравится, когда всё грубо?» — издевался он. «О, да, теперь, когда я вспомнил ,
. . .”
Я сдержала пылкий ответ, подступивший, словно желчь. Потому что я тоже помнила его с нашей последней встречи, как раз перед тем, как он исчез из Нью-Йорка и появился в Эль-Кувейте. Я соблазнила его, если можно так выразиться, без нежности и деликатности, полагаясь на его воздержание и похоть, чтобы преодолеть сомнения. И на это, а также на глубокое знание его слабостей, того, чему ему было труднее всего сопротивляться.
«Просто ответь на этот чертов вопрос, ладно?» — тихо сказал я.
«Хотите получить подробный отчёт? Спрашивайте».
«Как вы его обездвижили? Вы его накачали наркотиками?»
«Что-то вроде рогипнола, ты имеешь в виду? Где бы я мог его так быстро раздобыть?»
Я кивнул, но в то же время часть напряжения тихонько ушла из моей шеи и плеч. Клэя накачали наркотиками, я знал это наверняка – если не для того, чтобы связать его заранее, то уж точно для того, чтобы он оставался в сознании во время…
— и если бы Шон этого не знал...
«Вы встретились с ним в отеле накануне и поссорились. О чём?»
«Конечно, о том, чтобы копаться в прошлом. Неудивительно, что он не хотел, чтобы спящая собака лежала в постели».
«И ты этого не сделал».
"Нет."
«Почему?» Откушенное слово повисло между нами. Это история. Ещё один жизнь. Почему тебя это волнует?
Он поднял бровь в мою сторону.
«Ты знаешь почему. То, что они сделали с тобой, было ужасно, но они и меня тоже сломили. У них есть долг перед нами обоими».
Я покачал головой. «Это не способ вернуть какой-либо долг. Не для меня, не для меня».
«Ты трус, Чарли», — он снова издевался надо мной. «Справедливость всегда стоит того, даже если для этого придётся поднять шум и устроить беспорядок, чтобы добиться правды».
Я уклонился от обсуждения того, какой беспорядок устроили вокруг Майкла Клея, и вместо этого настойчиво спросил: «Если он не стал говорить об этом в отеле, зачем было договариваться о встрече с ним в Басре?»
«Я отправил ему сообщение, спросил, взялся ли он снова за старое и как его нынешние работодатели отнесутся к этой новости».
«Какие старые трюки?» — спросил я. Мне так и хотелось спросить, что он узнал об изнасилованиях и Наджиде, женщине из клиники в Эль-Кувейте.
Он пожал плечами. «Ничего определённого, но когда Клэй был бойцом, у него всегда были какие-то тёмные дела на стороне, так что это была универсальная угроза».
Я услышал в его голосе нотки уклончивости, но не стал его за это обвинять.
«Где вы подобрали своих русских друзей?»
«Какие русские друзья?» Его удивление казалось искренним.
«Бывшие спецназовцы, от которых ты меня дважды предупредил. Один раз в Басре и ещё раз в Эль-Кувейте».
Он покачал головой. «Это не моё дело. Если русские вмешались, они играют по своим правилам».
Я замер, вспоминая, как русский парень высказал свою угрозу.
После провала первой засады — которую он назвал ошибкой, нежелательной по его мнению, — он приложил немало усилий, чтобы убедить меня уйти, не прибегая к физическому насилию. И если не Шон, который «знал меня и желал мне добра», то кто за этим стоял ?