А еще — сказал, что Олега больше нет. Улетела душа, не хотела быть привязанной к телу. Пустая оболочка, не человек.
После его ухода Мария Федоровна проплакала всю ночь, потом решила, что будет поддерживать сына столько, сколько сможет. Пока жива. И пока жив Олег. И будь, что будет.
Женщина посмотрела в худое, обтянутое иссиня-белой кожей лицо сына, потерла свой высокий лоб, страдальчески сморщилась, помотала головой, отгоняя слабость — душевную, и физическую.
Ей было трудно. Встать в четыре утра, подмести асфальт вдоль дома. Потом вымыть лестницы в подъезде. Платили не так и много, но зато она была рядом с сыном. Денег было мало, едва-едва хватало, чтобы обеспечить себя и сына едой и лекарствами, но Мария Федоровна не жаловалась. Раз Бог назначил ей такое испытание, значит он ее любит. И сына любит. И неважно, за что им досталась такая любовь. Совсем не важно. Главное — верить!
Стянула с Олега простыню, пододвинула ближе кастрюлю с теплой мыльной водой и стала обтирать сына, время от времени обмакивая край фланелевой тряпки в пахнущую цитрусами жидкость. Закончив процедуру, перекатила Олега на бок, выдернула из-под него клеенку, простыню, перестелила, вымыв испачканную нечистотами прорезиненную ткань в той же кастрюле, накрыла сына простыней, взяла кастрюлю и пошла в ванную.
Через пять минут она уже сидела за дешевым кухонным столом и смотрела на экран телевизора, почти не понимая того, что говорит диктор. Да и надо ли понимать? Зачем? Опять война? Опять где-то упал самолет? Опять катастрофы? Значит суждено! Значит так надо! Ведь надо же было, чтобы здоровый, сильный, красивый парень сел на мотоцикл, купленный на заработанные им деньги, чтобы пьяная дура перебежала дорогу именно в этом день, и чтобы после падения этот самый парень превратился в беспомощного инвалида, который ниже пояса просто ничто, кусок бесполезного мяса!
Надо ведь было, чтобы она, учительница литературы, пошла работать дворником и уборщицей подъездов! Значит в этом был какой-то смысл? Ведь если нет — жить не для чего!
Незаметно уснула, положив голову на натруженные руки, гудевшие от усталости. Снилось ей, что Олег жив, здоров, что у него двое детей — ее внуков — и они бегают, шумят, шустрые, как таракашки! Только вот жена у Олега другая, не Оля. И это хорошо.
Проснулась, как от толчка, и тут же, всполошившись, вскочила с места — скоро придет Катя! Мария Федоровна дорожила учениками — деньги нужны. Все брали по четыреста-пятьсот рублей в час, она брала триста. Но клиентов все равно было мало. Особенно за последние месяцы. Кому охота приходить в дом, в котором лежит больной человек? Как ни мой, как ни вытирай — тяжелый запах болезни, а еще — запах нищеты.
Когда случилась беда, Мария Федоровна распродала все, что у нее было, продала даже обручальное кольцо, оставшееся от покойного мужа, отца Олега. Муж попал в автокатастрофу когда Олегу было пять лет от роду, с тех пор Мария Федоровна жила одна. Нет-нет, она не была некрасивой — вполне симпатичная женщина, еще молодая, мужчинам нравилась, были у нее и романы, но… не сложилось. Почему? Да кто знает. Она и сама не смогла бы этого сказать. И предложения делали, хоть сейчас в загс, но… нет. Дальше постели дело не шло. Да и то не часто. А теперь уж и совсем стало не до мужчин.
Умылась, и уже когда вытирала лицо чистым белым полотенцем, в дверь позвонили. Метнулась, открыла, улыбнулась:
— Привет, Катенька! Ты как всегда вовремя! Молодец, не опаздываешь! Проходи.
Через два часа в кармане халата лежали шесть сотен, а мозг гудел, будто по нему прошелся полк гусар. Девочка была на редкость туповатой, да еще и уверенной в том, что в жизни ей совершенно не пригодятся правила русского языка, что самое ценное, что есть в этой жизни — ее длинные ноги, упругая задница, крепкая грудь и невинное личико, способное обмануть самого искушенного мужчину.
Впрочем — при всем при этом аттестат совершенно не помешает. Иначе как поступить в престижный вуз? А ведь именно там легче всего поймать на крючок ценную добычу — какого-нибудь мажорчика, с карманами набитыми пачками денег.
Выпроводив мелкую «акулу», Мария Федоровна снова бросилась к Олегу, проверила его пульс — как обычно ровный, слабый, будто у спящего. Пора кормить больного. Да и самой нужно поесть. Помрет — кто будет заботиться об Олеге? Служение сыну — вот ее послушание, подвиг! Ее предназначение!
Мария Федоровна перекрестилась на образа, выставленные в углу, на серванте, и медленно побрела в кухню, варить молочную кашу. Сегодня учеников больше не ожидалось, торопиться некуда.