Выбрать главу

Ганс Гейнц Эверс

ОХОТНИКИ НА ДЬЯВОЛА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

— Итак, я буду очень рад видеть вас у себя сегодня к ужину! — сказал Франк Браун старому священнику.

Дон Винченцо протянул ему руку.

— Если позволите. До вечера!

Франк Браун медленно направился к гостинице, стоявшей на самом берегу озера. Там он выбрал комнату, умылся, написал несколько писем и вышел прогуляться. Когда он вернулся, колокол уж звал к столу. Но он сначала поднялся к себе, тщательно выбрился, переоделся и спустился вниз, когда уже подавали третье блюдо.

Священник уже ждал его за небольшим столом у окна.

— Простите, я заставил вас ждать — эта одна из моих скверных привычек. — Он взял карту вин и предложил гостю выбрать марку.

— Удивительно! Вы выбрали как раз мое любимое вино!

Несмотря на это, Франк Браун не выпил и полустакана, а ел и того хуже; зато он все время следил, чтоб тарелка соседа не была пустой. Когда подали десерт, Браун очистил яблоко для старика, отрезал ломтик для себя и посолил его.

Священник покачал головой:

— Вы едите яблоко с солью?

— Разумеется. Только тогда чувствуешь настоящий аромат яблока.

Священник тоже посолил свое.

— Да, вы правы. Всегда надо уметь подойти к сущности вещей.

— Конечно, дон Винченцо. Это — самое главное.

— Позвольте, почему это — самое главное?..

— Я имею в виду, что диагноз должен всегда быть на первом плане. Например, если мы хотим сделать яблоко…

— Сделать — яблоко? Но мы не желаем делать яблоки!

— Почему — мы не желаем? Напротив, мы все хотим делать!

Оставим яблоки, возьмем что-нибудь другое, например, холеру. Для того, чтобы бороться с нею, необходимо изучить жизнь бацилл. Не так ли?

— Совершенно верно. Но яблоки вы ведь хотите сделать, а холеру, наоборот, хотите уничтожить. С нею нужно бороться, а не создавать ее.

Франк Браун улыбнулся.

— Почему — нет? Ведь каждый год изобретают все новые и новые средства, чтобы возможно скорей и наиболее верным способом истребить как можно больше людей. Почему же не пустить во вражеский лагерь, вместо лиддита и мелинита, какую-нибудь страшную чуму, которая действует вернее всех смертоносных орудий?

Священник перекрестился.

— Пречистая Дева! Помилуй нас!

— Я тоже надеюсь, что этого никогда не будет. Война вообще глупая вещь! — заметил Франк Браун.

Дон Винченцо пристально посмотрел на своего собеседника. Где он видел это продолговатое, загорелое лицо, эти глаза, то голубые, то серые, то вдруг зеленые? Ему казалось, что он уже раньше знал этот высокий, слегка выпуклый лоб с прямой прядью пепельных волос, и эти губы, слегка опущенные вниз, и полуоткрытый рот, показывающий белые зубы с кусочками золота между ними…

— Нет, нет, ваше преподобие! Вы не знали прежде меня. Сегодня утром мы впервые встретились с вами на пароходе.

— Что это значит? Вы читаете в мыслях?

— Разве это так трудно? Почти все люди похожи на открытую книгу. Особенно священники.

— К счастью, не все люди умеют читать.

— Да, дон Винченцо, есть много безграмотных. Мы вернулись опять к тому же вопросу. Самое важное — уметь читать. Эти значит, — видеть, познавать. И потом нужно уметь писать, т. е. творить…

— Доктор, вы католик?

Вопрос был поставлен неожиданно, но Франк Браун не смутился.

— Пока нет, — ответил он спокойно, — но, — кто знает? — быть может, я стану таковым когда-нибудь. Надеюсь, однако, мы не будем теперь заниматься религиозным спором. Сегодня утром я просил вас указать мне тихий, укромный уголок, где я мог бы спокойно прожить пару месяцев. Вы указали мне Валь-ди-Скодра. Почему вы сами не хотите навестить эту заброшенную деревушку?

— Не хочу! Скажите лучше: не могу. Я получил сегодня письмо, в котором мне сообщают, что в Валь-ди-Скодра теперь не вполне тихо и не совсем спокойно: местные жители устраивают сектантские собрания.

— Кто же руководит ими?

— Во главе их стоит Пьетро Носклер, или мистер Питер, как он величает себя, или «Американец», как его называют крестьяне.

— Но кто такой этот мистер Питер?

— Это — бывший эмигрант. Лет тридцать тому назад, шестнадцатилетним юношей, он поехал искать счастья в Америке. Сначала он жил в Нью-Йорке, затем — в Чикаго и, наконец, попал куда-то в Пенсильванию. Всюду ему не везло, и он с трудом перебивался с женой. К счастью, детей они не имели. Здесь, в Пенсильвании, он примкнул к какой-то религиозной мистической секте из чисто материальных соображений: за ним начали ухаживать, заботы о пропитании отпали от него, и мало-помалу из ничтожного лапотника он превратился в настоящего сапожника, потом обзавелся даже собственным магазином. В этот момент ему свалилось счастье: для сооружения нового храма община устроила лотерею, и главный выигрыш — двадцать тысяч долларов — достался ему. Это дало ему возможность осуществить свою заветную мечту — вернуться на родину. Здесь он купил дом, открыл обувную лавку, — деньги он вложил, по моему совету, в государственные бумаги — и живет около трех лет. Однако, хозяйство отнимает у него слишком мало времени и, от нечего делать, он начал устраивать у себя религиозные собрания, на которых проповедует покаяние в грехах.