Ворлок все так же напряженно смотрел на него. Лицо его поначалу не выражало никаких эмоций, а затем легкая печать досады и раздражения омрачила резкие черты.
Возможно, в первый раз в своей жизни Данте почувствовал укол вины. Такого не было, когда Эмбер по незнанию отправился в мир кошмаров и даже когда Мэл провалился в волчью яму, напоровшись плечом на кол, из-за того, что Данте отвлекся и не почуял опасность.
Но неужели после этого Элай сказал бы, что мальчику нужна поддержка? Черта с два!
Эмберу показалось, что его горькие слова достали до понимания Данте. Ему было все равно, кинется ворлок на него, или нет — это не имело никакого значения. Он опустил глаза, а когда снова их поднял, подоконник был абсолютно пуст. И только мешочек с деньгами так и лежал там, где демон его оставил.
Был ли это конец или нет, Эмбер не знал. Но, по крайней мере, Дантаниэлу хватило чести и совести оставить все, что он разрушил, как есть…
====== 13. Зеленоглазое чудовище. ======
Постепенно ревность превращается в злобу
Свое обещание, данное сыну после ареста, Эмили действительно сдержала. Она заглядывала к нему в комнату очень часто, буквально через каждые пять минут, запрещая запираться даже на время, и Эм, положа руку на сердце, не мог определить, чем такое содержание принципиально отличалось от тюремного.
Смешанное чувство беспомощности и собственной слабости вспыхнуло в нем с невиданной силой, и в который раз Эм спрашивал себя, могло ли стать еще хуже. Он жалел, что был не в состоянии поделать ничего с подобным произволом.
Зайдя к нему поутру в один день, мать удивилась состоянию комнаты: все это время она предполагала, что этой части дома нужен срочный ремонт, но теперь там вроде бы снова царили идеальная чистота и порядок. Эм в ответ на изумленный возглас только буркнул «я всё отмыл», исчерпав тем самым назойливые вопросы.
Но проблем на этом не убавилось. Вскоре по их головы пришла новая напасть, которой Эмбер даже не слишком удивлялся. Чертов Монтейт все равно разнюхал про арест и уволил его из кафе, аргументировав тем, что им были не нужны кадры, позволяющие себе брать чужое. Менеджер резко намекнул, что однажды это мог оказаться бумажник кого-то из посетителей, а ему бы не хотелось подобных проблем.
От такого тона Эмбер взбесился до белой пены. Он немедленно забрал свою коробку с вещами, в тот же день написав заявление. Случившееся лишь наполовину расстроило его чувства: все равно это место напоминало не о самом лучшем периоде его жизни. Да, работа в маленьком городке была проблемой, но не настолько глобальной, чтобы убиваться из-за вонючей забегаловки, насквозь пропахшей кофе и сыром. Эм не забыл напоследок вывести из строя кофемашину – пусть Монтейт повозится и найдет того, кто бы разбирался в ней так же хорошо, как «тот, кто берет все, что плохо лежит».
Бывший официант «Дуглас и Ко» действительно не был в отчаянии. Он помнил, что на крайний случай в нижнем ящике стола, запертый на ключ рядом со злобной Малой Книгой Заклинаний Мэла, лежал толстый пакет с деньгами. Когда Эму удалось немного остыть, он счел, что лучше сохранить подарочек Данте, даже против голоса собственной гордости. Сделав это, Эмбер пошел против своих принципов. Он осознавал, что избавиться от денег фактически значило бы подписать себе приговор, ведь они с матерью были в долгах, как в шелках, усыпанных алмазной крошкой.
Эм отдал часть суммы Эмили и заверил, что не грабил банк, а просто одолжил у Кимбела. Подозрений это не вызвало — миссис Морриган была в курсе, что друг ее сына никогда не испытывал проблем с финансами.
Это стало своего рода облегчением для нее, так как находиться в долгу у офицера полиции казалось не совсем этичным в их ситуации. В тот же день Хаген получил обратно свои деньги. Если бы он только знал, откуда взялась эта сумма, он бы, наверное, сжёг ее немедленно одним взглядом, но Эм все равно твердо решил отработать все, что он потратит из подачки Данте, даже если придется с костями вывернуться из тела.
Он не хотел видеться с ворлоками. И пока это получалось, он намеревался держать максимальную дистанцию.
Данте парил по дому хмурой тучей. Элай и Дагон не лезли к нему, подозревая, что сделай они это, как тут же огребут по первое число. Ситуация была знакомой до боли, и во всем оказался виноват все тот же пресловутый мальчишка. С самого того момента, как они приехали в этот городок, Эмбер только и маячил незримой напастью над их существованием. Это уже даже становилось скучно, хотя братья подозревали, что и это еще не конец.
Так оно и оказалось, и в итоге бочка с порохом все же рванула. Слабые места всегда прорываются первыми, вот и в их истории именно такое место и дало трещину.
Это началось внезапно, когда братья мирно раскачивались в гамаке, сотканном из магии и подвешенном под потолком комнаты на первом этаже, а Данте брел мимо, что-то неразборчиво бурча себе под нос. Терпению его пришел конец, когда он случайно споткнулся о руку, вывалившуюся из-за дивана. Конечность принадлежала очередному трупу, который, ну конечно же, материализовался дома благодаря Мэлу.
Рубашка Дантаниэла затрещала по шву – он наконец нашел причину выместить свою злобу. Увеличиваясь в размерах, ворлок медленно двинулся наверх, где его друг уже который день сходил с ума. Мэл в эти дни был неузнаваемый: он стал отстраненным еще более, чем обычно, грубил всем, исчезал из дома неизвестно куда и убивал прямо-таки в несметных количествах. Запершийся в темноте, вдали от друзей и прочих двуногих созданий, вдыхая запах убитых им людей, он предпочитал коротать часы в гордом одиночестве.
Элай и Дагон задолбались выносить за ним объедки и хоронить их у леса, недалеко от дороги, и именно поэтому Данте не вытерпел. Он с ноги распахнул дверь в самую дальнюю комнату, облюбованную Мэлом.
— Я кому сказал не таскать в дом эту гадость? Жри на улице, — Данте увидел, что Мэл сидит на кровати с книжечкой, болтая в бокале темную кровь. Тот, кому она принадлежала ранее, валялся рядом с его кроватью, не подавая признаков жизни.
— И тебе доброе утро, Дантаниэл, — Мэл поправил очки и меланхолично перелистнул страничку.
Данте в жизни не видел более позерского типа. Зрение Мэла могло пронзать расстояния дальностью в мили и без оптики.
— Я сказал, убирай отсюда это! Сам! Дагон не должен за тобой прибирать!
— У, — Марлоу бросил на него взгляд поверх чтения. — Какая злая собачка. Малыш, мне стоит надеть на тебя ошейник?
Данте кипел, но держался из последних сил.
— Мэл, весь город на ушах. Полиция рыщет везде. Я не могу вечно их заколдовывать – рано или поздно нас вычислят они или Хантеры!
— Да пусть вычисляют. Уйдем отсюда, и все.
Данте прочел название на обложке его книги. «Поющие в Терновнике». Литература про совращение священником маленькой девочки. Неудивительно, что Марлоу был весь такой мечтательный и отстраненный. Дантаниэлу же было далеко до состояния духовного баланса. Ему пришлось из последних сил сжать кулаки, держа себя в руках.
— Мы не уйдем отсюда, пока я не решу, — зрачки его начали сужаться. Черты лица черноволосого парня снова трансформировались в волчьи.
— Конечно, я забыл. Твоя маленькая белобрысая птичка. Как поживает наш мальчик? Я слышал, это из-за него полиция теперь взъерепенилась. Смотри, как бы он первый не вывел их на нас.
— Не будь сволочью, Мэл! Что на тебя нашло в последнее время?
— Ничего. Сижу никого не трогаю. А вот ты, — он снял очки и указал ими на Данте, — меня пугаешь. Рассказываешь этому типу то, чего он знать не должен. Нянчишься с ним, как с грудничком. Ты какого хрена берешь у меня без спросу деньги? — последняя фраза была сказана очень въедливым бухгалтерским тоном, от которого Данте закатил глаза.