— Не пускай сопли. Даже в таких мелочах ты должен делать так, как тебе говорит твой наставник. Ясно? — Марлоу произнес эти слова почти шепотом, но до Эмбера дошло каждое из них, и даже придыхание в конце имело значение. Он немного пошатнулся.
Данте же так и стоял, сложив руки на груди. Костяшки его пальцев побелели немного, но он не проронил ни звука, не попытался вступиться или сказать хотя бы пару слов в знак защиты подопечного.
Только Элай с Дагоном решились сделать шаг, когда Мэл отошел. Братья взяли Эма за локоть и осторожно вынули нож. Лезвие по-змеиному проскользнуло по плоти, режа намного глубже, чем просто под кожей.
— Ничего, Эм. Со мной сегодня тоже случилось, — успокаивающе пробормотал младший из братьев. — Я поправлю. Затянется быстро.
Он невесомо зажал покалеченную ладонь парня в руках и что-то зашептал, покрывая вязью рисунков окровавленные пальцы. Эмбер не слушал древнее бормотание ворлока — он стоял и тупо смотрел в пространство. Его уже не пугала дикая, подступающая волнами боль, и стало до обморожения все равно, как той ночью, а в мозгу пульсировала лишь одна мысль: Мэл.
Он был не человек. И Данте — тоже был не человек. Насколько же жестокими тварями могли быть эти создания? Эм осознал, что никогда не хотел бы стать похожим на них и наплевать на все, что считал важным когда-то. Для ворлоков человеческое тело казалось лишь оболочкой, тонкой пленкой без души, которую легко растерзать и выбросить, выпотрошив, как пустой мешок.
— Жить будешь, — Элай тем временем минимально затянул порез. По крайней мере, из него хотя бы перестала хлестать кровь. — Выпей двойную. Полегчает.
Эм как в тумане принял стакан и, не глядя, махнул содержимое. Марлоу закурил и уселся на свое место, Данте же заткнулся и перестал довольно скалиться. Эм поднял на него взгляд.
Ни тени сожаления в смуглом напряженном лице брюнета. Просто гипсовая маска, на которой нарисованы человеческие черты. Элай с Дагоном тихонечко перекинулись парой фраз, занимая свои места, но веселая игра с оружием уже прекратилась сама собой.
— Что, больше не будет никто? — Мэл удивленно огляделся по сторонам. — Эх, жалость. Ладно. Я тогда пойду потанцую с Джонни.
С этими словами он дохромал до трупа мужчины. Неразборчиво пробормотав что-то, Мэл нагнулся и впился пальцами в его запястье. Раздался противный хруст и рука бедолаги вывернулась из сустава с громким чавканьем. Эм созерцал картину опустошенным взглядом. Марлоу взвалил конечность на плечо, оторвал вторую и, пробормотав что-то типа: «люблю крылышки», принялся ковылять наверх. Его сломанная нога еще не сгибалась и всем своим видом Марлоу напоминал пирата с деревянным протезом.
— Мы тоже к себе пойдем, — Элай и Дагон почувствовали запах разборок. Толкая друг друга локтями, они спешно улизнули из виду. Данте и Эм остались одни.
Эм не ждал от создателя сочувствия или воплей: «Я же предупреждал!». Он их и не получил.
— Моя дверь средняя. Иди в комнату. Я отолью и вернусь, — это было все, что выдал Данте.
Эмбер впервые за пятнадцать минут решился посмотреть на свою руку. Она дрожала и была покрыта розовенькой кожицей в центре ладони. Как тогда у клуба, порезы зажили через каких-то пару дней, всего лишь застыв вечным следом на душе. Сейчас выходило и того быстрее. Осталась только грубая метка в форме удлиненного ромба и сеточка крови на одежде, в напоминание о том, что все произошло на самом деле.
И больше ничего.
Вернувшись, Данте застал Эма все еще сидящим в углу и созерцающим свою ладонь. Как юродивый в приюте для нищих духом, он искал в ее линиях понимание того, что произошло и не находил его.
Данте вздохнул. В его памяти было еще свежо то, как он однажды вывел Марлоу из себя и тот перебил ему палкой все суставы на руках. Это было куда больнее, чем жалкая ранка, к тому же уже затянувшаяся. Ворлок помялся немного. Наверное, на сегодня это было достаточным уроком.
Он подошел к Эму и взял его под локоть.
— Пошли, колокольчик ты наш. Я предупреждал тебя.
Ворлок поднял еле стоящего на ногах апрентиса и, подталкивая коленом, пропустил его вперед себя по лестнице.
Им предстоял еще очень долгий путь. Очевидно, не самый легкий.
Эмбер мутно огляделся. Часть сознания пульсировала и возвращалась, часть же была по-прежнему недоступна, но он подумал о весьма странной в данный момент вещи: «И зачем миссис Парвуд было нужно сразу три комнаты наверху, ведь она была одинокой женщиной?»
— У тебя шок, вот ты и несешь всякий бред. Сядь, — Данте толкнул его на кровать, как только они зашли в комнату. — Дай сюда руку.
Эм безмолвно подчинился, и Данте проницательно вгляделся в рану. Порез был не страшен, от такого никто не умирал, но колдун буквально чувствовал, как нервные окончания пульсируют от боли, хотя мальчишка и молчал висельником. Он все время молчал, даже тогда в переулке…
Почему, черт бы его побрал?
Дантаниэл скривился от раздражения, отгоняя эту мысль. На смену ей пришла другая: небрежный Элай имел вредную привычку лечить только поверхностно. Надо будет на досуге напомнить ему смысл слова «лекарь».
Эмбер дернулся оттого, что Данте зачем-то поднес его ладонь к губам. Сухие и теплые касания быстро порхнули по нежной, едва заросшей кожице. Сначала Эм хотел выдернуть запястье, но Дантаниэл протестующе заворчал, как псина.
— Смирно сидеть!
Ворлок что-то шептал. Его губы снова и снова касались ранки, а Эм ощутил, словно холодные пальцы прошлись по спине. Приятно. Как при поцелуе… Он испугался такой мысли и все же выдернул кисть.
— Да что ты все дрыгаешься, как целка? — вышел из себя Дантаниэл.
Эм прислушался к своим ощущениям. Боль ушла. Частично.
— Ты… Ты снял ее? — глаза его поползли на лоб. — Нет. Я поговорил с инопланетянами. Сейчас они прилетят за тобой, ты жди. Дождешься когда-нибудь, — последняя многообещающая фраза была брошена уже с кровати, которая жалобно скрипнула под немалым весом ворлока. — Я всегда у стенки. Не толкаться, одеяло не тянуть, ноги, руки не разбрасывать, я могу и откусить. Подушка одна, можешь взять себе, у меня нет привычки ее использовать. Спокойной ночи. — Постой, ты что, хочешь, чтобы я тут спал? — Эми. Малыш. Я тебе уже говорил, что ты меня задолбал? Да. Ты спишь тут. У тебя есть еще варианты? — Но… — Хочешь на пол? — Нет. — Тогда молчать. А то переложу тебя к Мэлу. Рано или поздно ему все равно надоест вытанцовывать с Джонни.
Эм заткнулся. Его голова шла кругом. Он боялся даже подумать лишнего, чтобы не взбесить Данте, который наверняка все считывал. Его разум был слишком уставший, чтобы соображать.
Новые ужасы копились пачкой, как подарки под елкой на Рождество, и если бы завтрашний день помог решить хоть одну из проблем...
Была ли вообще надежда, что все станет светлее?
Вопросов было очень много: как мириться с мамой? Как теперь избежать Мэла и какого все же хрена творилось у Дантаниэла в голове? Чего из этого нужно было бояться больше? Эмбер тихо заскулил. Ему медленно, но верно начинало становиться достаточно.
Он даже не пошел отмываться от крови, потому что не осталось сил. Вместо этого парень постарался неловко примоститься, чтобы не касаться Данте, занявшего две трети кровати. Поначалу он не думал, что сон тронет его и пальцем, но уже через минуту, к его собственному удивлению, Морфей прибрал к рукам его воспаленное сознание и склеил веки, словно положив на них неподъемные гантели. Сознание человека просто не выдержало обилия событий этого напряженного дня.
А вот Дантаниэл долго не смыкал глаз. Он поглаживал собственную ладонь, в которой все еще пульсировала острая отдача – точно такое же ощущение, как и у Эмбера. Все же это была чертовская ответственность — содержать апрентиса. На первых порах все их эмоции, вся их боль чувствовались, как собственные. Конечно, Мэл знал про это, ведь он тоже через это проходил.
Просто в пятнадцатом веке людей учили совсем иной выправке, и иногда Данте радовался, что Марлоу потерял часть садистских наклонностей по дороге к веку двадцать первому.
С этими мыслями ворлок тяжело вздохнул и тоже отрубился, немного погодя. С чертовым мальчишкой он уставал, как адов пес.