Дан оторвался от своего занятия. Их взгляды встретились, будто в попытке найти оправдание своим действиям.
— И я, — честно и впервые серьезно признался он и отвел пряди волос со лба мальчишки. — Но в этом тоже есть интерес, так?
Наверное. Наверное, они узнают это, просто оставаясь в объятиях этой ночи и друг друга.
Комментарий к продолжение 3 Немного ванильки. Данте пора к доктору. Сенькс ту Чернильная, inspiration73, которые отозвались в прошлой части! Все для всех моих читателей! =)
====== 20. День, когда все оборачивается не так. ======
Ты хочешь знать, когда придет твой день,
И говоришь, что ты недалеко от срыва,
Твои ночные крики — просто слабости момент,
Улыбкой скалится и двигает к обрыву.
Бессонной полночи не опадает пелена,
Ты ненавидишь, тут же любишь, снова ненавидя,
Ты говоришь, что лучше умереть, чем жить, как я,
И что не хочешь гнить со мною в этом мире.
Избитый путь усыпан крошками стекла,
Впиваясь, он до крови сердце обрезает,
Когда же ты поймешь, что так, как я, как я,
Любить тебя не сможет ни одна душа живая?
Жаль, ты не замечаешь то, что вижу я,
Ты мне даешь пространство, только в нем так душно,
Ведь для меня все это началось с тебя,
И то, что там осталось, где-то до, уже не нужно.
Я вечно рядом, в отражении скользя,
Но ты не смотришь, утонувший в сожаленье,
Надеюсь, миг, когда заметишь ты меня,
Придет быстрее, чем столетнее затменье.
Мы были друг для друга — кот и пес,
Два путника, два друга одиноких,
Но только кто же знал, что путь из слез
Пойдет не вместе, а в разрозненном пороке?
Волк вернулся к трубе коллектора на рассвете, насквозь пропахший ветром, глубокими поцелуями и близостью тела человека. Он не чувствовал себя собой, не чувствовал своих лап, а мысли кружили в голове сумасшедшим роем и не давали успокоиться.
Наверное, Мэл и Дагон были правы… С этим надо просто смириться и попытаться принять то, что смертный мальчик заставлял его трехсотлетнее тело жить так, как оно не жило уже много веков подряд. Словно пробуждалось от присутствия человека нечто глубоко спящее, захороненное в самых недрах души. Рядом с ним становилось так легко, Данте и сам не заметил, как пустил этот туман в свою голову. Прокручивая в голове все моменты прошедшей ночи, он едва мог отдать себе отчет в том, чтó вытворяло его сознание. Губы двигались сами по себе. Руки гладили и ласкали податливое теплое тело, которое доверчиво выгибалось ему навстречу, и было достаточно только этого спокойствия, приносимого трепещущими пшеничными ресницами. И не осталось ни света, и даже время ненадолго перестало течь в своем привычном темпе. Все было как во сне, странном и удивительно реальном. Таком живом.
Но если это было неправильно, значит, ум и тело просто отказывались вести себя привычно. Но сегодня у Данте даже не осталось сил бороться с этим…
Волк превратился обратно в человека. Он нес свою одежду в зубах, пока оставался в животном обличье, пробираясь обратно к коллектору. Быстро одевшись, парень дошагал до водосточной трубы у реки, полностью отданный своим мыслям.
Если бы можно было передать, как сладко горело его нутро, он смог бы потратить несколько листов бумаги. Жаль, что его чудесное настроение тут же испортилось при виде одного типа, которого Дан никак не планировал встретить сейчас.
Зеленые глаза уставились на него в упор, когда ворлок подошел ближе. Прислонившись к огромной трубе, Мэл стоял и наблюдал, закинув руки за голову, словно он не отсутствовал несколько дней без единой весточки. В своей любимой жилетке и потертых джинсах, с неизменной улыбкой на лице, он казался легкомысленно беззаботным.
Конечно, он умудрился спалить весь дом, но спасти то единственное, ради чего он жил в этом мире: любимую безрукавку.
— Ромео, как мне жаль, что ты Ромео! Отринь отца да имя измени, а если нет, меня женою сделай, чтоб Капулетти больше мне не быть!*
Мэл насмешливо цитирует Шекспира, где Джульетта уговаривает Ромео предать свою семью (свое истинное происхождение), намекая на то, что Данте тоже забывает свою сущность.
— Отвали, Марлоу. Ты уже сделал все, что мог. Не забывай, что шут в той истории погиб первым, — буркнул Дан и попытался обойти его слева.
Печальная улыбка коснулась губ пантеры.
— Шут. Ты прав. Это все, чего я заслуживаю услышать в свой адрес после всего.
Дан снова предпринял попытку избавить себя от его общества. Мэл потянул носом воздух, словно пытался выследить добычу.
— Ты пахнешь странно. Чем-то новым, — он спокойно убрал руки в карманы. — Я уже давно заметил.
Дантаниэл остановился. Ни злобы, ни желания нарочно вызвать гневную реакцию не проявлялось в лице Марлоу. Он выглядел не более, чем изможденным. Весь его возраст сейчас выдавали глаза — глубокие, но такие усталые.
— Я сам не знаю, что это, — Данте исподлобья смотрел на него. — Не узнаю себя.
— Ты меняешься, — Мэл пожал плечами. — Я тебе говорил, что так и случится.
— Да, но ты не предупреждал, что мой самый лучший друг будет вести себя при этом, как последний придурок, и оказывать мне минимум поддержки, — Дантаниэл ковырнул носком ботинка горку снега. Унылый и мертвый пейзаж расстелился вокруг них, и на секунду и показалось, что безвременье раскинулось на мили, переместив место действия за границы этого мира. Словно в Великом Нигде, куда они и хотели когда-то попасть. Вместе.
— Не говори мне, что я не поддерживал тебя. Я старался. Но у меня тоже есть свои принципы, Дан. Разве опыт прошлых лет ничему не научил тебя?
— Нет. Я все еще надеюсь, что ты образумишься и прекратишь разносить все наши дома и любые попытки начать жизнь на одном месте.
— Я не могу. В этом весь я. И ты прекрасно знаешь это.
Конечно, Данте знал. Как со стенкой разговаривать.
— Мэл... Давай закончим на этом? Я адски устал, — он обошел друга и присел на край трубы, бессмысленно уставившись в снежную даль и на реку, застывшую в ожидании оттепели.
Мэл сделал то же самое. Они так и сидели вдвоем, боясь сказать и сделать еще что-нибудь, чтобы не вспыхнуть и снова не взорваться. Дагон с Элаем отсутствовали. Наверное, ушли куда-нибудь на охоту…
— Я подумал, Дан. Теперь, когда ты нашел для себя новое развлечение и твоя жизнь впервые за многие столетия стала тебя устраивать…
Дантаниэл навострил уши, удивленный этой странной интонацией.
— Я не говорил тебе такого, — заметил он, отколупывая бетонную крошку с края трубы.
— Зачем слова? Ты сам знаешь, что не сможешь уйти. Ты не будешь это отрицать.
В памяти снова вспыхнули поцелуи. Горячие, долгие и такие предательски упоительные. Они отразились в красном зрачке ворлока, что не укрылось от Марлоу. Он даже не удивился подобному воспоминанию. Дан быстро сморгнул.
— Смогу. Не сейчас, но я смогу, — упрямо возразил он.
— Нет. Не обманывай себя, малыш, — его создатель грустно хмыкнул.
Подняв глаза на лучшего друга, Данте удивился его уверенности. Мэл был похож на мудрого, отрешившегося от жизни сфинкса. Так нетипично для него.
— Марлоу, говори, к чему ты клонишь? Ненавижу, когда ты играешь в философа, сам знаешь — я не могу читать твои мысли.
— Ты никогда не думал, что по сути нас ничто не держит вместе? Мы с тобой совсем разные. Может, нам пора пойти своим путем? — облачко пара вырвалось изо рта на этих словах.
Точно в такой же пар превратился и Данте, полностью выпав в осадок от подобного заявления.
— Мэл? Ты совсем, что ли? — он засмеялся.
Его смех никто не поддержал. Данте прекратил веселиться, с ужасом понимая, что в этот раз, кажется, шутки кончились.
— Я много думал о том, что случилось. Может, нам стоит побыть отдельно некоторое время? — глаза пантеры не врали.
Данте стало не на шутку страшно. Он пододвинулся чуть ближе к другу, очень быстро забывая, что все время до этого собирался выпустить Мэлу кишки.
— Мэл, хорош! Серьезно! Я и дня не хочу провести без тебя, — Дантаниэл ничего не понимал. — Ты уродский хрен, конечно... Но я даже после всего произошедшего не уверен, что разделить нас под силу кому-то!