– А? Повтори, пожалуйста, – попросил Макара, который что-то спросил и теперь ответа дожидался.
– Что делать-то умеешь? И какие планы? – задал он два вопроса.
– Планы? – переспросил я. – Знаешь, для самого это все неожиданно, да и какие планы в таком-то теле, – ткнул себя в грудь и поморщился от боли в ребре.
– В твоем возрасте у меня уже сын народился, я избу поставил, обзавелся хозяйством, – хмыкнул Макар.
От перспективы повесить на шею семейное ярмо и пасти скот (на большее в деревне мне рассчитывать не приходится) я отрицательно качнул головой, но вслух этого говорить не стал.
– Да и умения мои, по сути, тут никому не нужны, – сокрушенно посмотрел я на ладони. – Знаний мало, подобной ситуации не предвидел.
– Так скоко тебе годков стукнуло, когда к лекарю попал? – уточнил Макар.
– Двадцать восемь.
– Угу, и до этого времени ты прохлаждался и ничем не занимался?
– Телохранителем работал, ну, охранял знатных персон.
– Гм, охранитель? – Он смерил меня взглядом, а потом сплюнул под ноги: – Прости, забываю, с кем говорю и что тело-то сына мово.
Помолчали, а потом Макар хлопнул себя по колену и сказал:
– Всем будет спокойнее, если ты никому об этом разговоре не расскажешь. Говори, что ничего не помнишь и все для тебя в диковинку. Жить можешь у нас, захочешь уйти – удерживать не буду. К делу пристрою, не осерчай: задарма кормить не стану.
– Спасибо, – ответил я ему.
Макар давно ушел, а я продолжал сидеть на лавке и размышлять о своем положении. Никак не мог отказаться от мысли, что в любой момент окажусь в собственном теле и родном мире. Но и со счетов нельзя сбрасывать то, что аксакал из горного аула провел ритуал и после смерти мое сознание перенеслось в другого человека. Парень-то, вероятно, и в самом деле умер, били его на совесть, уж в чем в чем, а в этом я понимаю. За что и почему? Да, скорее всего, из-за странности его. Многие любят унижать слабого, в особенности того, кто дать сдачи не в состоянии.
Хм, а ведь необходимы тренировки, если собираюсь выжить в этом мире. Но первостепенное дело – осмотреться и не выделяться, а потом решать, как действовать. Путей-то у меня не так много, но податься в армию и служить рядовым не хочу. Не знаю, как в этой реальности, но вскоре могут начаться войны, где за жизнь рядового из деревни и медного гроша никто не даст.
Через час меня позвали на завтрак: семейство Макара питалось за одним столом. Разносолов не было – на столе тарелка с ватрушками, и у каждого стакан чая. У меня оказалось двое братьев и три сестры. Все погодки, братьям, по моим вычислениям, уже двадцать четыре и двадцать три года исполнилось. Хм, а по деревенским меркам сестры-то в девках засиделись! А не причина ли в их младшем, из-за которого опасались замуж звать? Если родился один не от мира сего, то такое семейство стараются стороной обходить.
– Ваня, выпей-ка водички, – протянула мне стакан Лидия.
Удивленно на нее посмотрел, но заметил, что на меня все с напряжением смотрят, а в углу, не так далеко от главы дома, ружье у стены стоит. Взял я стакан, решив, что это такая проверка. На всякий случай понюхал – обычная вода. Выпил и посмотрел на Макара. Глава семейства встал, улыбнулся и широко перекрестился, повернувшись к иконе, за ним все домашние повторили. Неуверенно и я перст ко лбу поднес и тоже перекрестился.
– Мать, крест нательный Ивану отдай, – распорядился Макар. – Святая вода от всего очищает.
Лидия на мужа посмотрела, губы поджала – не понравилось ей, но перечить не осмелилась. Ушла в горницу и вернулась с тряпицей, развязала и крестик мне на веревочке протянула. Надел его и, чуть помявшись, вновь перекрестился.
– Можем и позавтракать теперича, – скомандовал Макар и взял ватрушку.
Все повторили его действия, я опять чуток запоздал. Ели в полной тишине, разговоров никто не заводил, но на себе я ловил внимательные и недоуменные взгляды: явно что-то не так делаю.
– Мы с Иваном на охоту, – выпив чай и поставив пустой стакан на стол, неожиданно объявил Макар, а потом не слишком понятно добавил: – Младшой должен приучаться.