Я был знаком хорошо с французом (его звали И.Р. Кюрц), долгое время жившим в России. Он преподавал в Петербургском коммерческом училище и также был корреспондентом Ассошиэйтед Пресс. В качестве журналиста он общался со многими министрами и другими чиновниками высокого ранга, и когда началась война, для него не составило труда получить пост в разведке Южного фронта. Его знания были необычайно ценны для нас, так как, имея мать-венгерку, он свободно говорил по-венгерски. После года службы было признано, что результаты его работы поистине замечательны, и Кюрц был награжден орденом св. Владимира 4-й степени.
Я встретился с ним, когда он приехал в отпуск в Петербург, и он рассказал мне о некоторых подробностях своей деятельности. Он долго добирался до Венгрии, чтобы собрать там сведения о состоянии страны и ресурсах австрийской армии. Вскоре после этого я встретил графа Игнатьева, его начальника по разведке, который попросил меня откровенно сказать, что я думаю о Кюрце. Я сказал все хорошее, что только мог, так как догадывался о причинах такого усиленного интереса к нему. Я особенно подчеркнул, что нет ни малейших сомнений в его лояльности, указывая, что даже в самых конфиденциальных беседах, которые были у нас, я не заметил ничего особенного.
Как же велико было мое изумление, когда несколькими днями позже Кюрц был арестован по распоряжению военных властей по подозрению в шпионаже! По моему настоянию дело рассматривал персонально А.А. Чернявский, прокурор, прикомандированный к либавскому суду, который сообщил мне после тщательного изучения документов, что не нашел ни малейшего доказательства виновности Кюрца. Дело кончилось ничем, и Кюрц был освобожден после пятимесячного содержания под стражей. Таким образом,
РОссия\^^в мемуарах
вместе с орденом за особые заслуги он получил вечное клеймо подозреваемого в шпионаже.
Странным контрастом к бессмысленной суровости, проявленной военными властями в этом деле, было их отношение к другим случаям, когда энергичные меры были просто необходимы. Когда русские войска прогнали австрийцев из галицийской деревни, была сделана удивительная находка на чердаке дома, где располагался штаб врага. Среди многочисленных документов, принадлежащих австрийской военной разведке, находился список пяти евреев, завербованных в качестве постоянных агентов, получающих определенное месячное содержание от руководства австрийской разведки, которому они доставляли ценные сообщения о передвижениях наших войск. Все это было зафиксировано в австрийских документах, которые включали даже детальный отчет о суммах, выплаченных этим евреям. Они были арестованы, но, вместо того чтобы немедленно отдать их под трибунал, Ставка решила просто удалить их из зоны военных действий.
Когда сообщение о находке пришло ко мне, я отправил рапорт министру внутренних дел, выражающий мое убеждение, что это дело не должно закончиться только административными мерами, предателей следует судить и наказать смертью. Министерство отправило доклад об этом главнокомандующему Брусилову, но я не знаю, чем закончилось дело, так как документы ко мне не вернулись. Однако надеюсь, что эти пять шпионов не избежали заслуженной участи.
В другом деле о шпионаже и сотрудничестве с врагом военные власти продемонстрировали такую же неумелость. Недалеко от Рижского фронта жену офицера обвинили в том, что она пригласила на вечеринку дежурных офицеров и подпоила их, чтобы они рассказали о важных стратегических планах, а затем собиралась передать эту информацию врагу. Женщина по рождению была немкой, и обвинения против нее, которые стали известны разведке армейского командования, звучали очень убедительно. И на этот раз, к моему изумлению, военные власти не сделали ничего, лишь выслали ее из зоны военных действий.
Возникает вопрос, почему люди из военной разведки, как только было раскрыто шпионское гнездо, не извлекли из этой информации все возможное. Можно было достаточно легко распутать за короткое время все нити этого дела, выследить и поймать всех его участников. Если, с другой стороны, во время расследования выяснилось бы, что для обвинения офицерской жены нет никаких оснований, власти должны были привлечь к ответствен-
Россия мемуарах
ности лиц, сообщивших клеветнические слухи. Вместо этого они приняли половинчатые меры и просто выслали подозреваемую.
Объяснение таких удивительных случаев может заключаться в спешке, с которой действуют военные разведывательные службы. В силу необходимости они составлены из неопытных людей, которые часто не в силах понять крайнюю важность возложенных на них обязанностей. Множество офицеров, которые сейчас отвечают за безопасность войск, в мирное время были инженерами или преподавателями в Военной академии и никак не были подготовлены к своим новым обязанностям.
Но самый грубый промах совершил генерал Джунковский, товарищ министра внутренних дел, запретив создавать секретную агентуру в армейских частях. Как раз в это время, когда началась война и революционные агитаторы стали особое внимание уделять армии и использовать малейшую возможность воздействовать на солдатские умы своей разлагающей пропагандой, военные власти, испытывая недостаток опыта, были практически беспомощны перед лицом вражеской агитации и пропаганды.
Положение усугублялось еще и тем, что большая часть военачальников, может быть намеренно, закрывала глаза, если вопрос касался деятельности революционеров в их воинских частях. Эти офицеры просто отказывались признаться себе или кому-то другому в малейшей возможности чего-нибудь вроде нарушения дисциплины или политического брожения среди людей, находящихся в их подчинении. Таким образом, они с подозрением встречали любое вмешательство политической полиции в дела армии и так настойчиво добивались упразднения секретной агентуры в армии, что преуспели в этом. Генерал Джунковский сделал большую ошибку, положившись на заверения Ставки, что он может совершенно спокойно предоставить политическое наблюдение в войсках армейским офицерам. Он издал циркуляр, который категорически запрещал Охране проявлять любой интерес к внутренним делам армии.
Генерал Курлов собирался открыть палатки и буфеты рядом с казармами, под управлением агентов Охраны, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим и проверять настроения в солдатской среде. Но этот план так и не был осуществлен.
Из бумаг, которые ежедневно приходили ко мне, я не мог не заметить (со все возрастающим сожалением и беспокойством), к каким печальным последствиям привела эта неразумная позиция Министерства внутренних дел. Что же касается агентов Охраны, которые, исполняя свои обязанности, про-
мемуарах
должали вступать в контакты с военными разных рангов, то они, конечно, не перестали сообщать о своих наблюдениях. Поэтому, хотя секретная агентура в армии прекратила свое существование, мы продолжали регулярно получать информацию о настроениях среди солдат, и эта информация становилась все более и более тревожной.
Не однажды в течение войны Охрана имела дело со случаями шпионажа. Как-то раз деятельность «черного кабинета» привела к раскрытию гнезда немецких шпионов на юге России. Корреспонденция этих людей была зашифрована, но нам удалось найти ключ и таким образом пресечь деятельность всей группы.
Похожим образом была раскрыта группа германских шпионов в Измаиле. Все письменные улики в этом деле были зашифрованы. Но арестованные члены организации имели при себе одинаковые календари, и стало очевидно, что в них-то и находится ключ к разгадке. И действительно, это дало нам возможность расшифровать все документы данной группы, которые оказались очень важными
Нередко случалось, что в делах о шпионаже полиция и военные расследовали одни и те же улики, но, к сожалению, очень редко удавалось достичь взаимовыгодного сотрудничества. Как правило, военные власти с недоверием относились к полиции, что часто затрудняло расследование и уменьшало надежды на успех. Одним из способов, которым Военное министерство выражало это недоверие, было систематическое игнорирование сообщений, присылаемых Департаментом полиции. По поводу информации, полученной от самых надежных источников, военный министр отвечал, что проведенное расследование продемонстрировало ложность этих сведений. Конечно, мне бы не хотелось обвинять Генеральный штаб за различные ошибки, сделанные в то время, но справедливость требует констатировать, что, за несколькими исключениями, военные власти сделали далеко не все, что ожидалось от них в таких полицейских расследованиях. Делая это заяв ление, я хочу отвергнуть беспочвенные обвинения, так часто выдвигаемые против Министерства внутренних дел, в излишне мягких мерах, принимаемых для предотвращения революционной агитации и всеобщего развала.