Глава 23
«Всегда твоя»
Лена плотнее укуталась в шкуру от чего-то медведеобразного - их выдали путешественникам, по одной на двух человек. Предосторожность оказалась разумной - когда солнце закатилось, похолодало крепко, шерстяные рубахи с одеялами уже не спасали. Капитан обмолвился, что корабль вошел в холодное течение, специально, чтобы извести моллюсков-древоточцев, которые могли каким-нибудь образом проникнуть в щели медной обшивки, но еще не вгрызлись поглубже. Так что пару дней придется потерпеть, мера предосторожности.
Судно больше всего походило на пузатый двухмачтовый драккар, но Елена сразу назвала его про себя «галеоном», из-за достаточно сложной системы парусов. Здесь не было даже нижней палубы как таковой, лишь трюм для товаров и припасов, да капитанская каморка. Весь экипаж и пассажиры, в данный момент около сорока человек, размещались под открытым небом.
Это совершенно не вязалось с историями о развитом кораблестроении и многовековой историей общематериковой торговли. Однако подумав, Лена пришла к выводу, что все как раз естественно - материк один, обширных заморских владений нет - значит, отсутствуют и трансконтинентальные маршруты, под которые пришлось бы строить настоящий парусный флот, как в ее мире. Корабли плавают либо вдоль берега, либо не слишком от него отдаляясь, поэтому нет оснований усложнять конструкцию.
Интересно ... ведь Ойкумена, строго говоря, это не мир в целом, а только материк. Есть ли здесь еще континенты?
Холод усугублялся сыростью. Даже тесно прижавшись друг к другу, Лена и Шена не могли толком согреться. Часовые рутьеры жались к очагу в виде большой чаши под решеткой и на кирпичном основании. Такой очаг можно было использовать для обогрева, приготовления пищи, однако основным предназначением было освещение и подача сигналов путем бросания в огонь горючих смесей, дающих столб огня разного цвета. Очага-светильника имелось два - на носу и корме.
Лена натянула шкуру плотнее, снова и снова прокручивая в памяти разговор с Каем. А заодно отмечая, что само слово «прокручивала» уже кажется ей немного чужеродным, неуместным. Прокрутка ленты - это из мира техники, кассет и цифры. Здесь же просто «вспоминают», вызывают в памяти... Вот, что значит привыкание и адаптация, ты не отдаешь себе в том отчет, но все равно шаг за шагом подстраиваешься к новой жизни.
Кай больше не сказал ей ни слова, лишь молча взглянул, когда Лена вслед за Шеной прыгнула в лодку. Взгляд был нехороший, одновременно и грустный, и отвращающий. Словно мечник вычеркнул девушку из своей жизни, закрыл блокнот с короткой историей их общения. Лена избегала встречаться глазами с рыцарем, чувствуя себя неловко, хотя причины для неловкости отсутствовали. Но все равно... получалось как-то неправильно. Елена стиснула зубы и запретила себе думать об этом. Пока, во всяком случае.
- Я не хочу возвращаться, - тихо произнесла она в шкуру, как будто подводя черту под тяжелыми раздумьями. - Я хочу жить в городе. В большом городе, где тепло и живет много людей.
- И правильно, - отозвалась Шена, плотнее прижимаясь к Лене, чтобы ни единая частица тепла не пропала напрасно. - Эта жизнь не твоя.
Странно и любопытно получалось. Кай говорил почти то же самое, предлагая остаться. Но что если...
- А может, не вернемся? - тихонько предложила Лена, пугаясь собственного радикализма. Даже не выговорила, а скорее шевельнула губами, как будто потом все можно было свалить все на ветер - это он сорвал с уст тихие, неуместные слова.
- Может быть, - ответила копейщица. - Только надо все хорошо-хорошо обдумать.
- Правда? - не поверила медичка.
- Правда, - сонно отозвалась Шена, похоже, усталость и сон все же взяли над ней верх. - Завтра поговорим.
Возбуждение нахлынули на Лену, как волна в шторм, однако столь же быстро ушло, забрав остатки сил. Лекарша закрыла глаза и погрузилась в дрему. Ей виделись горы, равнина, окаймленная невысокими холмами, что походили на могильные курганы. День светлый, без дождя, но пасмурный, в меру теплый, с легкой прохладцей. Отличное время для боя, жара и солнце не станут изводить латников, да и раненым будет немного легче.
Грядет битва.
* * *
Это видение тоже оказалось четким, ясным, без всяких эффектов помраченного сознания. Лена встрепенулась, было, испугавшись новой психоатаки, однако никто не ломился в ее разум, не топил в потоках чужой душевной боли. Просто видения, образ, который разворачивался сразу в нескольких направлениях. И Лена понимала происходящее, хотя никогда в жизни не видела настоящего сражения.
Грядет битва - и колонны выступали из лагерей поротно, змеясь, будто полчища муравьев на тропах. У противников было мало кавалерии, поэтому мериться силами предстояло главным образом пехоте. Не ополчениям, не дружинам и не «копьям», а настоящей пехоте, организованной, способной биться в строю, ротами, полками и баталиями.