— Митинг Васенин в клубе затевает. О хлебе, о фронте, о всех международных делах разговор будет. Лектора с района дали. Войне-то, слышь, конец. Опоздал ты фронту подсоблять. — В голосе Кузьмы Даниловича послышалась хозяйская уверенность. — Ну, долго на ветру будем зябнуть? Давай поворачивай… Первый возок — что потяжельше: сундуки, кровати… А постель и посуду можно посля на руках перетаскать. Поехали. Поехали, Устюша, хватит думать. Вот солнышко уж заходит, давай поспешать. — Кузьма Данилович влез на телегу и, дергая за вожжи, гикнул на лошадь, и повозка тронулась.
Вроде бы шутя, играючи нагрузили одну повозку, затем еще одну отвезли — и опустела саманушка, покинуто заскорбела темными, одичало-пустыми окнами. Зато словно бы раздался, поширел, приняв звонкоголосую семейку сына, дом отца Дедушева. Допоздна таскали, волочили, расставляя скарб. Устин хотел было в просторной прихожке разместить семью, но отец по-своему повелел:
— Вы тут не квартиранты, а хозяева. В передний угол, в горницу ступайте.
Когда все расставили, развесили, Фрося вымыла пол, посреди постлала самотканый коврик, на котором ребятишки сейчас же устроили кучу малу. Их смех и визг быстро отравили тихое одиночество бобылки Варвары. Утром она, собрав узлы, ушла в опустевшую избу Устина. Провожая ее, Устин вышел на высокое крыльцо, взглянул в утреннюю улицу, и она показалась ему узенькой, с низкими, обшарпанными, давно не белеными избами, с кривыми плетневыми заборами и соломенными крышами. «Таких-то, как наш дом, в деревне раз, два и обчелся», — гордость толкалась в грудь Устина свежим утренним ветерком, но не входила в него, не принималась им. Он привык гордиться лишь делами своих рук, а тут было вроде бы дармовое. И хотя он помогал отцу строить дом, но получил его как подарок. Однако не отказался от него ради детей, у которых впереди было много жизни. За себя Устин не болел, на дом не рассчитывал, так как не знал, где он будет завтра, как повернется к нему следующий день судьбы.
В послеобеденный час, выйдя из кузни на воздух покурить, Устин увидел на полевой дороге две пары быков, тянущих на буксире большегрузную машину «ЗИС-5». Быки и автомобиль приближались. Устин заметил, что на крыле машины, помахивая кнутиком, полулежал Степан Васенин, а в кабине за рулем сидела Нюра Корюшина.
Посреди улицы, развернувшись в сторону кузницы, процессия остановилась. Из-за плетней и калиток то тут, то там повыскакивали мальчишки, облепили борта, полезли в кузов иссеченного осколками, со смятыми жестяными крыльями и пулевыми пробоинами в лобовом стекле кабины, автомобиля.
С любопытством разглядывая «ЗИС», подходили женщины. Остановился сторож Кузьма Данилович, секретарь сельсовета Семен Грулев…
— Что за така машина: сама себя не тянет? — подслеповато осматривая автомобиль, сказала одна старушка.
— Потянет, бабушка. Еще как потянет! — громко и энергично ответил Васенин, соскочил с подножки, со скрипом открыл дверцу обгорелой кабины и торжественно представил Нюру Корюшину. — А вот будущая хозяйка этого красавца!.. Только внешность ему в боях подпортили — ничего, пустяки. Кузов заменим, капот подлатаем, коробку передач и мотор кузнецы нам подправят…
Васенин взглянул на кузницу, заметил Устина и замахал ему рукой.
Протарахтела груженная соломой полуторка, из кабины высунулся Бредихин, притормозил и, не вылезая из машины, брезгливо-насмешливым взглядом окинул «ЗИС».
— Неужто надеетесь оживить этот разгромленный драндулет? — Он хохотнул, включил скорость и поехал дальше.
— Где ж нашли такой? — спросил Кузьма Данилович, оглядывая разбитый в щепки борт кузова.
— У армейских тыловиков на станции выпросил, — со счастливой улыбкой пояснил Васенин. — Говорю: что вам стоит колхозу гостинец сделать, автомобиль-калеку подарить? Все равно ж на металлолом его сплавите…
— Ничего себе калека! — погордился Семен Грулев, машина ему, видать, сразу приглянулась. — Да один этот «ЗИСок» при своей исправности половину гужевого транспорта в колхозе заменит!
— …Ну, а капитан-снабженец мне подмаргивает: дескать, магарыч-то будет? — продолжал Васенин. — А как же, говорю. Чего изволите — водки, сала, масла? А он мне: «Ужель так богат колхоз ваш?» Богаты, говорю: в семи дворах один топор… Ну, капитан тот сразу понял, какие мы богатеи, и про магарыч забыл. Зыркнул на Нюшу: «Чья такая?» Наша, говорю, колхозная. Трактористка. «Ну вот, а прибедняешься, председатель! Да с таким, говорит, красавицами… Я бы!» Короче отписал он мне «ЗИСа», вези, говорит, а коль развалится в дороге — не поминай лихом…