Припорошенная снегом, собачка была едва различима при тусклом свете единственной, озябше желтеющей на столбе лампочки. Она лежала на снегу, свернувшись колечком, уткнув голову в живот, и, содрогаясь всем телом, грела себя собственным дыханием. Она небось уже не надеялась на милость прохожих, не скулила, не тявкала, даже не поднимала голову на стук банной двери, сберегая для жизни последние силы. Яша присел возле нее на корточки, кашлянул, но рыженькая не отозвалась. Тогда он, сняв перчатку, провел ладонью по ее худенькой, вздрагивающей спине, заодно счищая с нее сыроватый снег. Рыженькая приподняла узкую, точеную головку, недоверчиво блеснули ее черные глаза. Яша посмелее погладил ее, и она приглушенно взвизгнула, робко лизнула руку, слабо вильнула хвостом. Она узнавала Яшу, а когда учуяла, узнала, вмиг вскочила, отряхнулась от снега и, дрожа и трепеща от радости, от холода засновала между его ног, взвизгивая, тявкая и скуля. Она будто спешила рассказать о чудовищной своей беде, просила понять ее, выручить, спасти…
Яша отвязал от крылечной скобы поводок, расстегнул свое тяжелое, на вате, пальто и, подцепив рыженькую под живот, сунул ее за пазуху. Оказавшись в тепле, рыженькая раза два снизу достала языком Яшин подбородок, всхлипнула, как ребенок, и затихла. Яша покрепче запахнул пальто, оставив на свободе собачью морду, взял сумку и через заснеженный дворик зашагал к воротам. Рыженькая теплым языком лизнула его в щеку.
«Ты кончай эти нежности, — отрадно подумал Яша. — Вот переночуешь у нас, а там, видно будет, куда тебя… Может, Васильку сгодишься, задружите…»
За воротами он, хоронясь от ветра, свернул в проулок и вдоль темного тесового забора поспешил к ближней остановке троллейбуса.
— Эй, погоди-ка! — послышался откуда-то тяжелый хриплый бас, но Яша не остановился.
— Гражданин! Собачку-то зачем сперли? — опять забасил некто сзади, и Яша теперь сообразил, что это ему кричат. Он оглянулся и в двух шагах увидел здоровенного, на голову выше ростом мужчину, истинно верзилу. В распахнутом черном полушубке, в черных валенках и мохнатой шапке тот был похож на выскочившего из кустов медведя.
— Замерзала она, — ответил Яша, вглядываясь в незнакомца: свет окон ближайшего дома едва доставал сюда.
— Для тебя — замерзала, а для меня — хозяина своего дожидалась, — с одышкой ругательным тоном забасил верзила.
— А зачем вы бросили ее на морозе? — тоже повысил голос Яша, пытаясь разглядеть лицо незнакомца, но не мог, вместо лица перед ним угрожающе маячило лишь темное пятно.
— Не бросил, а привязал. Разница!.. После парной дружок тут зазвал, вон дом напротив бани светится… Думал, по паре рюмашек вмажем, на полчасика думал. А хозяйка пельмешки затеяла. Ну вот и… дотемна, — помягче заговорил верзила, но тут же, словно спохватившись, опять закричал скандально: — Да что я отчитываюсь-то, цацкаюсь? Давай собаку!.. Руфа, а ну сюда, ко мне!
Верзила обеими руками потянулся к Яше, рыженькая за пазухой взвизгнула тоскливо.
— Чем вы докажете, что собака ваша? — отступив на шаг, спросил Яша.
— Я тебе докажу сейчас… по соплям! — верзила навис над Яшей, замахнулся, но не ударил. Шагах в сорока от забора, за шеренгой деревьев проплывали фигуры прохожих.
— За левым ухом бороздка у нее… овчарка ненароком кромсанула. Ранка была, — пробурчал верзила, но посчитал эти объяснения ненужными и для себя унизительными, опять затряс кулаками: — Дай собаку! Иль… гони четвертак. Купи, а не воруй!
— Таких денег с собой у меня нет, — ощупывая головку рыженькой, сказал Яша. Он не верил верзиле. Но вот пальцы наткнулись на крохотный рубчик за левым ухом собаки, и в груди Яши что-то упало, оборвалось…
— Нет? Ну, вот как заимеешь, приходи, — с угрозой посоветовал верзила и крикнул строго: — Руфа, ко мне!
Собачка однако не шевельнулась. Верзила тихо выматерился, шагнул к Яше и, обдав его водочным духом, грубо сунул руку ему за пазуху, вырвал собачку. Рыженькая взвизгнула от боли и полетела кубарем под куст. Яша отступил в сторонку, не зная, как быть.
— Ко мне! Руфа, сюда! — орал на собачку верзила и, нагнувшись, искал в снегу ременный поводок.
Руфа жалостливо поскуливала и не шла к хозяину.
— Ко мне! — хлопнув себе по колену, нетерпяще прохрипел верзила, и собачка, отчаянно тявкнув, с какой-то рабской, пугливой покорностью, нехотя ползком двинулась к нему. Но стоило верзиле поднять руку, чтобы взять ее за ошейник, как она с визгом метнулась в сторону и подбежала к Яше. Он присел и погладил ее трясущуюся спину.