– А что ж делают, позволь узнать, сотник… что делают лужичане на нашем берегу? – спросил пан Владзик, поигрывая тонкой ременной плеточкой – не оружием, а игрушкой дорогой. – Конные да с мечами наголо. Зачем пожаловали?
Сзади него послышались недовольные голоса:
– Гнать, гнать голытьбу лужичанскую… В батоги, чтоб неповадно вдругорядь…
Войцек сглотнул подступивший к горлу ком, попытался хоть немного унять ярость. Небрежным жестом кинул кончар в ножны, звонко пристукнув крестовиной по оковке устья. Проговорил, растягивая слова:
– Я, кто не расслышал с первого раза, панове, сотник богорадовский, потомственный шляхтич Войцек герба Шпара. Я храню мир и покой обывателей на том берегу Луги…
– Вот и сидел бы там! – ляпнул кто-то вполголоса. Думал, Меченый не расслышит.
– …на том берегу Луги, – с нажимом повторил сотник. – А сюда заехал второпях, преследуя душегуба и убийцу. А потому прошу у тебя помощи, пан ротмистр, коль твой князь – верный вассал короны выговской.
– Охотно помог бы я тебе, пан сотник, да только в толк не возьму – про какого душегуба и убийцу ты говоришь? – Ротмистр оглянулся на своих людей, как бы испрашивая поддержки. Те не замедлили разразиться одобрительным гулом. – Среди моих воинов нету душегубов, хоть убивать всем приходилось. Да только мы это привыкли в честном бою делать. И белым днем.
– Не могу не согласиться, пан Владзик. Я тоже сражаться днем предпочитаю. И супротив равного мне. Не своей волей мы на левый берег перешли, нужда заставила.
– Что ж за нужда такая? Как кличут-то ее?
– А кличут нашу нужду Мржеком, чародеем. По отеческой линии герб Сякеру он имеет право носить. Только сам хуже душегуба лесного. Не достоин шляхтичем прозываться. Не слыхал про такого?
Пан Владзик пожал плечами. Не обязан, мол, про всякого татя знать.
– Не слыхал, значит?
– Нет, пан сотник, не слыхал. А что тебе в нем за забота?
– Нынче ночью Мржек на нашем берегу хутор пожег. Людей побил насмерть, детишек малых в огне спалил. Живьем.
Легкое облачко набежало на чело грозинчанина. И только.
– Сочувствую, пан сотник. Но помочь ничем не могу. Не видал я его.
– Должен я тебе верить, пан ротмистр. Как шляхтич шляхтичу. Одно сказать хочу. Зимой по снегу след ясный остается. На ваш берег он ушел. И к твоему разъезду нас этот след привел.
– Да мало ли кто снег потоптал? Может, стадо оленей пробежало?
– След кованого копыта с оленьим не спутаешь, – покачал головой Войцек.
– А ты никак во лжи меня обвиняешь, пан сотник?
Грозинчане заволновались, сбились поплотнее за плечами предводителя. Меченый услышал, как позади него заскрипел снег. Коротко и зло ругнулся Закора.
Эх, взять бы левобережных франтов в сабельки! Да нельзя – союзники. Пан великий гетман, ясновельможный Автух Хмара, коль дойдет слух до Уховецка о порубежной стычке, виновника по головке не погладит.
– Нет, пан ротмистр, – скрипнул зубами Войцек. – Обвинениями во лжи я тебя бесчестить не намерен. Достаточно шляхетского слова будет, чтобы…
– Едут! – вихрем подлетевший всадник, судя по петушиному перу на лисьей шапке – грозинчанин, осадил взмыленного коня. Совсем мальчишка. Видно, ровесник Бышка. Увидел чужих, осекся, заполошенно стрельнул глазами вправо, влево.
– Пшел прочь, дубина! – Ротмистра Владзика аж перекосило. Он взмахнул плетью, и юное лицо гонца пересекла тонкая, черная в лунном свете полоска. Паренек охнул и съежился в седле. Но ротмистр уже искал выход из сложившейся щекотливой ситуации. – Прошу простить и суетливость моего слуги, и мою вспыльчивость, пан сотник. Вынужден прервать нашу беседу…
– Да за что ж ты извиняешься, пан ротмистр? – удивился Войцек и невольно повернул голову на вновь прозвучавший топот копыт по замерзшей земле.
К ним приближалась кавалькада. Десятка полтора всадников на покрытых инеем высоких статных конях. Еще десяток лошадей бежали налегке и под вьюками. Должно быть, из дальних краев.
И очень даже понятно из каких.
Белые плащи с распластавшим крылья черным ястребом на плече у каждого. Рыжие, обметанные инеем бороды, торчащие из-под капюшонов. Цветные флажки-клинышки на длинных полосатых пиках. Шлемов нет. Какой дурень по такой стуже шлем напялит? Но наверняка, если во вьюках порыться…
Зейцльбержцы!
Рыцари-волки!
Земли их княжества, которое местные жители называли великим герцогством, граничили с Малыми Прилужанами по Луге, а с Грозинецким княжеством – по Здвижу. Хоть мир на невыгодных рыжебородым баронам и рыцарям условиях был подписан пятьдесят лет назад, еще до рождения Войцека, но ему пришлось несколько раз сталкиваться с ними в бою. Нынешнее рыцарство уже начало забывать крепость лужичанских мечей и жаждало проверить оружие и его хозяев на стойкость. А вот что делать целому посольству волков-рыцарей на грозинецком берегу? Да еще гостей встречал отряд драгун под командованием не абы какого урядника, а целого ротмистра.
– Я гля-гляжу, измену твой князь з-затеял? – медленно, тяжело роняя слова-булыжники, проговорил Меченый. Скривился. Шрам на его щеке побелел не от мороза, а от гнева.
Пан Владзик глянул на него едва ли не с сожалением:
– Не к месту и не ко времени ты тут оказался, пан сотник… – Никто и глазом моргнуть не успел, как он выхватил саблю. – Бей! Грозин!!!
Быстр, ох, быстр был пан ротмистр, да и саблю с кончаром не сравнишь. Клинок Войцека едва ли наполовину покинул ножны, как над его головой уже блеснул острый сполох.
Выручил Сожан. Он с такой силой ударил шпорами своего гнедка, что тот выскочил, словно камень из пращи, и толкнул в плечо игреневого.
Сабля грозинчанина промахнулась на каких-то полпальца, срезав клок с волчьей шапки Меченого.
– Бей! Убивай! Белый Орел! – взревел в полный голос Закора.
– Белый Орел! – Со старинным кличем своей земли лужичане бросились в атаку.
Над их головами вспыхнул клубок багрового пламени. Видно, у врагов тоже колдун между бойцов затесался. Да и трудно иного ожидать – в Грозинецком княжестве чародеи весьма в чести.
Вспыхнул огненный шар и разлетелся безобидными ошметками, встреченный сгущенными из стылого воздуха частицами льда, которые, повинуясь воле Радовита, сложились в выпуклый щит.
Защелкали арбалеты.
Одного из зейцльбержцев – здоровилу с раздвоенной бородой – вынесло из седла, словно кувалдой в лоб врезали. Зато другой успел взмахнуть выхваченным из-за пояса чеканом и вбил острый граненый клюв Птаху в бок. По самую рукоятку вбил.
Войцек замахнулся кончаром, поднимая вороного на дыбы. Пан Владзик попытался прикрыться сабелькой, но ее клинок обломался у самой рукояти. Тяжелое лезвие меча обрушилось грозинчанину на правое плечо, троща кости. Игреневый пронзительно заржал, втянув обеими ноздрями запах свежепролитой крови, и помчал прочь, в поле, волоча застрявшее в стремени тело хозяина.
А сотник уже насел на рыцаря с чеканом. Мимо с громким криком пронесся Хватан, держа в вытянутой руке кончар. Им он выбил из седла бестолково размахивающего саблей драгуна.
– Грозин! Грозин! Медведь!!!
– Белый Орел! Белый Орел!
– Коршун и честь!!!
– Бей!
– Бей-убивай!!!
Вороной перепрыгнул через поверженного зейцльбержца, высоко взбрыкнув задом. Войцек успел заметить, что Радовит таки вывалился из седла. Курица не птица, чародей не наездник. Хотел поспешить ему на помощь, но молодой волшебник, стоя на коленях, вскинул кулаки к небу, а потом вдруг грянул ими в истоптанный копытами снег. Как от брошенного в воду камня поднимается волна, снеговой вал, быстро вырастая пешему по грудь, рванулся навстречу грозинчанам. Их кони заартачились, засвечили.
– Бей! Убивай!!!
Грай с Бышком ударили во фланг замешкавшимся драгунам. Срубили одного, другого, третьего… Четвертый умело отмахнулся от молодого порубежника и ударил его концом сабли в лоб. Бышек перекувыркнулся через круп, неловко задирая ноги. А Грай, бросив конский повод, вырвал саблю у раненого, припавшего к конской шее грозинчанина и лихо рубился двумя руками.