— Уверен, все было наоборот. Китайские стражники убили графа в этом проклятом Дуньхуа. А потом выдумали сказку про трактир, чтобы отвести от себя подозрения.
И даже не покосился на толстяка в белом халате, хотя чувствовал, что тот прожигает его взглядом.
— Такой поворот объяснил бы все с точки зрения здравого смысла, — согласился Мармеладов, перехватывая тройку бамбуков, сброшенную китайцем, и добавляя к ней четверку и пятерку. — Не было никакого исчезновения, обычный заговор и попытка пустить следствие по ложному следу.
— Так-то оно так, — Клейнмихель тяжело вздохнул, — да совсем не так. Бегичев сообщает, что своими глазами видел, как Уваров скрылся за дверью, потом раздался его громкий голос: «Сударыня, позвольте, я помогу вам. Обопритесь на мою руку. Осторожнее, здесь ступенька!» Граф выпустил из трактира старуху в заштопанном халате и грубом шерстяном платке. Бабка заковыляла по тропинке через поля, опираясь на клюку. Бегичев со стражниками подождали минут десять, теряя терпение, а потом вошли внутрь. Обнаружив пропажу графа, они допросили всех с пристрастием — подозреваю, что многих при этом крепко отдубасили, — и поскакали в Чаньчунь. Там адъютант отбил мне телеграммы и запил с горя, причем пил эту мутную рисовую водку… Потому сразу потерял ясность мысли, уже третий день валяется в беспамятстве. Говорил я ему, не употребляй, Христа ради, отраву местную! Хорошо еще, что перед запоем он успел подробно доложить о происшествии.
— А Бегичеву вы доверяете? — спросил сыщик, добавляя в кучу сыгранных фишек белого дракона.
— Как самому себе, — Максим Владимирович снял со стены девятку в числах и положил поверх дракона. — Но куда важнее, что Бегичеву безоговорочно доверяет граф Уваров. А он умеет разбираться в людях, уж поверьте.
Слуга в гороховой косоворотке неслышно вошел в комнату.
— Телеграмма для господина Хайпэна!
Голос его был лишен подобострастия, а протягивая золотой поднос генералу, он лишь обозначил поклон. Подобная хамоватая надменность появляется у всех лакеев, долго живущих на чужбине. Хоть в Париже, хоть в Нью-Йорке, хоть в китайской глуши. В Москве, положим, выгнали бы мерзавца взашей за такое отношение, а здесь ему сходят с рук любые выходки, поскольку русский мужик хоть и обнаглел до крайности, но все же родной человек. Умеет чай заварить «по-нашенски», да побелить молоком, как в детстве нянька делала. Умеет утихомирить хмельную удаль барина словцом хлестким, но честным, на которое и обижаться-то грех, зато потом дотащит до постели, снимет сапоги и накроет овечьим тулупом — утра нынче морозные. А иной раз, чувствуя грусть хозяина, запоет тихонечко: «Из-за острова на стрежень, на просто-о-ор…» Вышибет слезу, стервец, а сам уж чарку подает, до краев налитую. И вот они — господин и слуга, — уже рыдают в обнимку: «Волга, Волга, мать родна-а-ая…» А на душе от этого разливаются мир и покой, словно и впрямь качается она в рассохшейся лодчонке на волнах великой русской реки, как дитя в колыбели. За такое все простишь…
Старый маньчжур держал в руке кость, намереваясь сделать ход, но, вчитавшись в короткие строчки, пришел в ярость и зашвырнул фишку в дальний угол. Слуга не шелохнулся. Тянул паузу, пока настойчивое покашливание Максима Владимировича не сдвинуло его с места. Кряхтя и вздыхая напоказ, положил на угол стола кирпичик с восемью синими кругами.
— Забирайте свой виноград, ваша милость.
— Это монеты, — машинально поправил Клейнмихель, хотя мысли его сейчас были заняты совсем другим.
— Да где же тут монеты? — дерзко ответил слуга, но обжегшись о гневный взгляд хозяина, отступил на два шага. — А если даже и монеты… Нечего тут деньгами сорить!
Си Хайпэн, шевеля губами, снова и снова перечитывал телеграмму. Брови его сошлись на переносице, выражая крайнюю степень возмущения.
— Что там? — не выдержал китаец.
Генерал произнес несколько гортанных слов, опомнился и повторил по-русски:
— По моему настоянию всех посетителей трактира допросила военная разведка. Особо упрямым развязывали языки двое суток и вот, наконец, они сознались. Трое работали на японцев во время недавней войны и до сих пор сообщают им ценные сведения. Еще один оказался британским шпионом. А трактирщик регулярно отправляет доклады китайским чиновникам: о чем шепчутся маньчжуры во хмелю.
— И что же, эти люди изменили показания и сознались, что видели графа Уварова? — спросил Мармеладов.
— Нет. Никто не видел графа.
— Выходит, вы зря подвергли их пыткам, — хихикнул китаец. — Разве это метод? Средневековая дикость. Впрочем, чего еще от вас ждать… Поди не один бамбуковый шест обломали, а толку никакого.