- Аленка на производстве обедает,- сказал он,- а я хожу в столовую. Неплохо кормят. Давайте я вам подложу салата.
- Сколько тебе лет, Костик? - спросила я.
- Уже десять. В четвертый класс перешел. Значит, вы и радистом можете? Я вижу, вы спать хотите. Ложитесь на диван. Теперь на нем вы будете спать, а я на сундуке.
- Спасибо. Кто еще живет с вами?
- Нина и Миэль. В общежитии не было мест, так Аленка пустила их пока пожить. Скоро отстроят новое общежитие, и они уйдут. Сестра, наверно, замуж выйдет, за Валерку Бычка...
Костик помолчал, пригорюнившись, потом повеселел.
- А может, и не выйдет. Ей боцман нравится, а он вроде бы не собирается жениться.
- Тебе не нравится этот... Бычок?
- Кому он нравится, медведю? В тюрьме за хулиганство сидел. Теперь клянется завязать, если женится. У него нож есть... вот такой... Острый! Говорит: "Если Аленка не пойдет за меня, то и её и себя порешу". Каждый день как есть с Нинкиным механиком приходит. Водки приносят. Словно им пивная тут. И девчонок угощают... Выгнать бы их обоих...
- Так сестра твоя здесь хозяйка. Почему разрешает приносить водку?
- Боится, что перестанут ходить,- невразумительно разъяснил Костик.
Он принес мне новехонькое одеяло.
- Укройтесь и поспите часок, пока девчонки придут, а я пойду на улицу. Глаза бы мои на них не глядели.
Напоминаю, что Костику шел всего одиннадцатый год. Я вздохнула.
- Костик, у тебя есть товарищи?
- Ясно есть, на улице.
- А какие ты игры любишь?
- Хоккей.
- А читать любишь?
- Люблю, я в двух библиотеках записан.
- Какие твои любимые книжки?
- Про путешествия больше. Сказки тоже люблю... Всякое.
- А каких ты писателей можешь назвать?
- Ну, Гайдар... Жюль Верн. Стивенсон. Про Тома Сойера, как его... Марк Твен. Носов. Андерсен... Я и взрослые книжки читал - Аленка приносила, Миэль. Много есть хороших книжек... А они водку приносят... Когда я вырасту, выгоню всяких таких, однако. Вы спите.
Костик ушел, а я действительно уснула.
...Девчонки стрекотали, как кузнечики. Я проснулась и не сразу сообразила, где я. Был уже вечер, ярко горела трехрожковая люстра... Окна были раскрыты настежь, занавески развевались от ветра. Три подружки прихорашивались перед зеркалом. И разговаривали о боцмане Харитоне, который обещал прийти.
Увидев, что я проснулась, девушки доброжелательно заулыбались и поочередно представились:
- Нина Ермакова.
- Лена Ломако.
- Миэль, что значит: Маркс, Энгельс, Ленин.
Я пожала три крепких, шершавых, горячих ладони. В этой маленькой группе лидером, несомненно, была Нина. Подруги слушались ее беспрекословно. Нина была некрасива, но безукоризненно сложена - высокая, стройная. Кажется, она не догадывалась, что некрасива, и явно считала себя интереснее подруг. Ей было двадцать два года.
Всех моложе была Миэль, маленькая, живая, кудрявая, с вздернутым носиком и лукавыми карими глазами. Ей было шестнадцать с чем-то лет. Она училась на курсах поваров.
Лена походила на своего братца: худенькая, рыженькая, веснушчатая, большеглазая, не то карие, не то зеленовато-серые глаза. Ей недавно исполнилось семнадцать. Она работала вместе с Ниной маляром.
И Миэль и Лена мне понравились.
- Вы из самой Москвы? - спросила Лена.
- Из самой. Если хотите, то называйте меня на "ты".
- Хорошо. А... ты расскажешь нам про Москву?
- С удовольствием. А где Костик?
- Ходит где-то. Какое у тебя красивое ожерелье. Наверно, дорого стоит?
- Мне его подарили. Оно дороже денег.
- Наверное, твой... парень? - усмехнулась Нина.
- Нет, женщина.
Девчонки с интересом разглядывали меня, а я их. Одеты они были так же, как одеваются в Москве, правда, все трое в юбках. Брюки они надевали лишь на работу. Оказалось, что Нина и Лена работают по ремонту судов, малярами. И с понедельника их бригада переходит на "Ассоль".
- Не думай, что это так просто,- сказала Нина,- пока приступишь к самой покраске, надо сначала очистить все металлические поверхности от ржавчины, заусенцев, старой краски - руки сломишь! У меня от серной кислоты и щелочи было что-то вроде экземы. Сейчас почти прошло.
- Может, надо в перчатках?
- Знаем, да толку...- Нина махнула рукой.
Мы еще немного поговорили, пока пришли те, ради которых девчонки так тщательно принаряжались и причесывались.
Валера Бычок (Бычков), матрос с краболовного судна, белобрысый парень с выпуклым лбом и широко расставленными голубыми глазами. Из-под матроски выпирали мускулы, как у борца.
Иван Шурыга, корабельный механик, тоже крепкий парень приземистого сложения, почти без шеи, с обветренным красным лицом и выгоревшими каштановыми волосами. Он был в новом, с иголочки, костюме, видимо лишь сегодня купленном в магазине готового платья.
С ними зашел и Харитон. Он метнул на меня быстрый взгляд и отвел глаза, как мне показалось, чуть виновато.
Все трое были трезвы, но явно не собирались долго пребывать в этом "ненормальном" для берега состоянии. Бычков нес большую хозяйственную сумку, из которой стал, как Дед Мороз, выгружать колбасы, сыр, консервы, конфеты, водку (в сумке осталось еще несколько бутылок) и шампанское.
Протестующим возгласам девушек отнюдь не собирались придавать значения.
Лена представила меня гостям, я пожала протянутые руки, в том числе и Харитону. Затем Лена и Миэль стали накрывать на стол. Нина с Шурыгой присели на диван и стали шептаться - они были жених и невеста.
Я стала у окна, и сердце мое колотилось, будто я только что совершила кросс до вулкана.
- Садитесь, товарищи! - весело пригласила Лена.
Я обернулась. На столе у каждого прибора стояло по фужеру. Ровно семь по числу лиц, включая и меня. Присутствующие не заставили себя просить, с шутками расселись вокруг стола.
- Что же ты...- обратилась ко мне Нина,- садись с нами.
- А где Костик? - спросила я нерешительно.
Ох, как не хотелось мне начинать новую жизнь с конфликта. Но и отметить таким образом свое прибытие на Камчатку я тоже не могла. Было совершенно очевидно, как будут выглядеть гости к концу ужина. Недаром бедняга Костик не спешил возвращаться домой.