"Ассоль" на каменистую почву, почти не повредив корабль. Больше того, не будь этой скалы, мы могли бы опрокинуться...
Остойчивость свою "Ассоль" сохранила. И еще одно мы не должны никогда забыть: мы спасены благодаря капитану Иче... В самый страшный час я был в рубке рядом с капитаном и рулевым. Вот Ефим здесь, может подтвердить. Помочь я не мог со сломанной рукой, я только стоял рядом, потому что в этот час место штурмана рядом с капитаном. Так вот, когда десятиметровая (может, и большая) волна переносила "Ассоль" через острые скалы и я ухватился здоровой рукой за штормовые поручни и повис, я... Я ждал: сейчас опрокинемся. Но я не зажмурил глаза и видел, как Ича и Ефим повисли на штурвале и переложили руль до предела вправо. Ича сумел поставить "телеграф" на "полный вперед". Никогда я не был так близок к смерти!
На палубу вышли Иннокентий, Харитон и электрик Говоров. Мартин повторил свой рассказ. И опять все слушали, будто он рассказывал первый раз.
Все больше и больше светало. Проявилась круглая большая бухта, где синела почти спокойная вода.
- Не верится, что мы на твердой земле и отделались так дешево! вскликнул Мартин.
- Кто поможет мне сколотить гроб дл"я Лены? - сурово спросил Харитон.
- Лягте, Мартин, вы совсем больны,- сказала я штурману.- У вас температура. Перелом руки не шуточная вещь.
- Пожалуй, лягу,- упавшим голосом подтвердил Мартин, густо покраснев.
Харитон пошел подобрать доски, с ним ушли Ваня Трифонов и Миша, который когда-то плотничал.
Я долго плакала. Потом спустилась вниз, проститься с Леной Ломако.
Тело Лены перенесли в лабораторию. Она лежала на большом столе, накрытом белой простыней. Около нее сидели Валерий и Миэль.
Подошли матросы, с ними Яша Протасов без очков - они разбились во время шторма,- и вид у него был растерянный и беззащитный. Валера уже больше не плакал. Он не отрываясь смотрел на девушку. Он любил ее, хотел на ней жениться еще в Бакланах. И не сердился на нее за то, что не он был ей нужен.
В лабораторию зашел Сережа.
- Надо радировать скорее,- напомнил он мне,- а то в Бакланах теперь с ума сходят от беспокойства. Может, установим антенны?
- Да, нужно установить антенны,- сказала я подавленно и вышла следом за ним.
Провозились довольно долго, но поставили. Потом можно будет укрепить получше.
Миэль сама, никто ее не посылал, пошла на камбуз и приготовила завтрак, а затем вместе с Валерием стали готовить обед.
Потом я пошла в рубку. Никто мне не давал никаких радиограмм. Надо было что-то составить самой, но меня охватила глубокая апатия, и я радировала о нашем положении в двух словах: "Мы приземлились". Сообщить о том, что имеются жертвы, я побоялась. Известие сразу разнесется по Бакланам, и кто-нибудь ляпнет Костику без всякой подготовки. Еще успеет узнать о гибели сестры.
Когда я вышла из рубки, Иннокентий с матросами спускали с откидной площадки забортный трап (при помощи талей). Трап не доставал земли, и ребята наскоро сколотили небольшую площадку и еще штормтрап с деревянными ступенями.
Надо было сойти на землю и подыскать место для могилы. Мы с Иннокентием спустились по трапу первыми. Я невольно удивилась, как обросла "Ассоль" ракушками и водорослями, а давно ли мы ее скребли и чистили в сухом доке.
Уже был день, и солнце довольно высоко поднялось над пустынным горизонтом. Океан продолжал волноваться, а небо над ним безмятежно синело, и подобны снегу были мощные кучевые облака. "Циррусы" уже исчезли, их унес ветер, и завтра они выпадут где-нибудь дождем. Я подумала, что мы сегодня не делали никаких наблюдений.
Всех нас подавила смерть Лены Ломако...
Нам преградил путь широко разлившийся ручей. По камням мы перешли его, почти не замочив ног. Иннокентий обернулся и внимательно поглядел на ручей.
- Пожалуй, мы его используем,- сказал он, не объясняя, как и для чего.
Терраса заворачивала, отдаляясь от берега. Здесь начинался пологий подъем.
- След лавового потока,- заметил Иннокентий.
Может, и текла здесь лава, но с тех пор за столетия нанесло достаточно земли.
Искривленные свирепыми океанскими ветрами, здесь упорно держались корнями и жили пихта, ель, белая японская береза, ясень, а по берегам ручьев - ива, ольха. Правда, деревья росли редко, жизненное пространство захватил кустарник: кедровый стланик, можжевельник, жимолость. Возле них пробивалась бурая трава, а по камням и скалам расползался серебристый мох.
Странно было после четырехмесячного плавания идти по надежной, неподвижной земле, и все представлялась качающаяся палуба, опадающие и взмывающие волны и как зарывалось в воду легкое суденышко. И вдруг начинало казаться, что остров плывет, как корабль среди пустынных просторов Великого океана. И уже не поймешь, рельеф ли это острова, или обводы и оснастка корабля. А рядом со мной шел худощавый, стройный, нервный человек незнакомый человек,- которого я любила беззаветно, но почему-то не ждала от него ни любви, ни радости для себя.
Иннокентий вдруг остановился и повернул меня за плечи к себе, заглянул мне в глаза.
- Ты любишь меня?
- Сейчас не надо об этом...
Я мягко отстранила его и пошла быстрее: не прогулка была у нас, мы искали место для могилы. Теперь мы шли узкой долиной, справа ее ограничивали каменистые горы, заросшие в распадках кустарником, слева - обрыв. Ниже тянулись другие террасы, а в самом низу полоса пляжа, омываемого пенистым прибоем.
- Смотри, Марфенька, а ведь это та пирамидка из камней, о которой рассказывал Яланов,- первым заметил Иннокентий.
Действительно, в конце долины на фоне синего неба высилась каменная пирамидка, но рядом с ней четко выделялся крест.
- Там уже чья-то могила! - воскликнула я.
- Яланов о ней не говорил,-удивился Иннокентий.
Да, это оказалась могила. Железная дощечка, прикрепленная к ясеневому кресту, коротко сообщала на английском языке - мне прочел и перевел Иннокентий:
Устли Фланаган. Матрос с корабля "Джон Биско",
род. в 1941 г. в Дублине. Ум. в 1973 г. на острове Мун.
Покойся с миром, моряк!
- "Джон Биско"... это судно английской антарктической экспедиции,вспомнил Иннокентий,- как они сюда попали? Как погиб этот бедняга?.. Они назвали остров - Мун.