- Спроси у Барабаша, нужна ли я им? - шепнула я Миэль. Она тотчас подошла к ученым.
- Давид Илларионович, вы остаетесь здесь работать?
- А как же? - удивился он.
- А Марфенька вам нужна здесь?
- То есть как это,- возмутился Барабаш,- она и метеоролог, и радист, и слесарь по приборам в случае чего. Мы без нее никак не обойдемся.
- А еще без кого вы не обойдетесь? - спросила Миэль. На палубе стало сразу тихо. Барабаш даже поднялся со стула. Его желчное худощавое лицо выразило растерянность.
- Да без многих не обойдемся. Вы что, голубчики, дезертировать задумали?
- А все же,- упорствовала Миэль,- без кого вы никак, никак не обойдетесь?
- Ну... Без Харитона Николаевича, скажу откровенно, я просто боюсь здесь оставаться. Без него мы ж ни шагу! Без Сережи Козырева нельзя. Кто будет конструировать приборы? Кто подменит Марфеньку, она ж одна в радиорубке не управится.
- И кино кто будет показывать? - подсказала Миэль.
- Механики нужны, электрик, матросы - ведь мы будем работать на шлюпке вблизи острова. А уж без кока совсем нельзя - заморимся. Хорошо, если б вы все остались, товарищи!
- Что касается меня, я - штурман, и мне нечего здесь делать,- заявил Мартин Калве. Руку его уже освободили от гипса. И он даже ухитрился немного помогать, когда делали плотину.
- Я тоже уеду. Пока жив,- угрюмо сказал Шурыга.
- А я остаюсь! - тряхнула кудрями Миэль.- Кто им постирает, если я уеду? Ну, там простыни, полотенца, трусы в стиральной машине любой сможет. А рубашечки, майки? Кто им сготовит, если заболеет кок? А разве кок без меня справится? И как я оставлю Марфеньку одну... конечно, с ней дядя... Они оба, ясное дело, останутся.
- Придется и мне остаться, раз Шурыга уезжает,- проговорил застенчиво Лепик,- без механика им никак нельзя.
- Мы все уже привыкли друг к другу,- резонно заметил Вовка Говоров, электрик. Он был курносый, белобрысый, веснушчатый и вместе с тем очень милый.
То, что он сказал, было правдой. Мы все как-то сжились за это время. Вместе работали, вместе ели, вместе отдыхали. Не то что на "Дельфине", там для экипажа корабля была своя столовая, а научные работники ели в кают-компании. Я знала, что и Шурыга будет по нас скучать и не скоро сживется с новой командой, чужим капитаном.
После обеда на остров Мун обрушилось целое нашествие. Наверно, с "Дельфина" были спущены все шлюпки. Они подходили одна за другой, подвозя доски, ящики, тюки, бочки и людей - молодых с бородами и пожилых, гладко выбритых. Первым долгом они бежали смотреть и фотографировать "Ассоль", гордо стоящую за добрый километр от кромки воды. Затем перетащили к "Ассоль" грузы и накрыли их брезентом. Потом принялись ставить для себя утепленные палатки, выбирая места повыше. Мальшет и Дружников уехали на одной из своих шлюпок, захватив с собой капитана Ичу и Барабаша. Иннокентий предложил мне пройтись.
С момента "приземления" на остров Мун впервые мне так просто предложили прогуляться, словно по Красной площади или по нашему Комсомольскому проспекту.
Мы спустились по штормтрапу и направились в сторону, противоположную кладбищу, где я еще не успела побывать.
Уходя, я оглянулась. На палубу вышел Сережа и расстроенно смотрел нам вслед. У меня невольно сжалось сердце. Теперь-то я понимала, каково ему. Я было хотела помахать рукой, но сообразила, что он может воспринять это как насмешку.
Й я была рада, что Иннокентий не взял меня под руку, пока мы не скрылись за скалами.
Теперь, когда я уже понимала, что останусь работать на острове Мун, я с каким-то острым и грустным любопытством смотрела вокруг.
Дикий и мрачный остров. Но было в нем что-то величественное. Скалы сложены серым мрамором, пронизанным черными полосами. Мыс, ограничивающий бухту с северо-запада, круто обрывался к синей воде. Мы шли террасой, по которой, журча, текли ручьи, прозрачные и холодные.
По скользким камням мы перешли ручей и увидели подъем к вершине острова, который можно было одолеть. Мы улыбнулись друг другу и, не сговариваясь, стали карабкаться вверх. Лезли мы больше часа, но зато какой вид! Остров действительно напоминал серп луны на огромном и глубоком, как небо, океане! А над нами громоздились к самым облакам уже совсем неприступные утесы. Каменные уступы сплошь пестрели черным и белым - чайки, кайры, топорки, бакланы. Птичье население при виде нас поднялось в воздух. Они так пронзительно кричали и хлопали крыльями, что чуть не оглушили нас. В глазах зарябило, замельтешило, я со смехом ухватилась за Иннокентия. Только кайры хладнокровно остались на своих местах. В черных сюртуках и ослепительно белых манишках, они походили на важных господ с торжественного банкета.
Это был птичий базар, который я так мечтала увидеть, живя в Москве. Мы спустились немного ниже, и потревоженные птицы постепенно успокоились.
Дул ветер с юга. Мне стало жарко, я сняла шерстяную косынку и расстегнула пальто. Иннокентий смотрел на меня и счастливо улыбался. Он тоже снял свою куртку и остался в пестром джемпере, а куртку расстелил на камень, и мы на нее сели.
- Как хорошо! - вздохнула я, оборачиваясь к нему.
Мы обнялись и некоторое время сидели молча... Собственно, не сидели, а целовались. Но я почувствовала, что он хочет мне что-то сказать и не знает, как начать. Не решается.
- Рассказывай же, пригласили тебя на "Дельфин"? - помогла я ему.
- Откуда ты знаешь?
- Они как будто умные люди. Какую же работу тебе предложили?
- Начальником гидрологического отряда. Отсюда "Дельфин" отправляется во Владивосток, запастись всем необходимым для долгого плавания. И затем будут самым подробным образом изучать наше Течение, а потом его аналог (или продолжение?) в южном полушарии. Плавание рассчитано года на два.
- Надеюсь, ты согласился?
- Я откровенно рассказал Мальшету о наших отношениях и просил работы для тебя, поскольку жену в экспедицию брать не полагается.
- Работы мне нет?
- Метеорологи у них с высшим образованием... Радистов полный состав. Есть только вакансия буфетчицы.
- А-а...
Теперь мы действительно долго молчали. Затем Иннокентий произнес упавшим голосом:
- Давай оба останемся на острове Мун. Согласна?
Я несколько раз поцеловала его и попросила выслушать меня спокойно.