Мелкие десанты союзников, как и в прошлом году, грабили прибрежные деревни и искали лоцманов.
В конце мая прапорщик Свериков с полусотней солдат и четырьмя казаками близ Гангута подкараулил большой катер с десантом с английского парового фрегата «Косак», отсек десант от воды и в короткой рукопашной схватке обезоружил его, потом на виду у фрегата потопил катер. На следующий день фрегат вновь приблизился к берегу и, постреляв по Гангуту часа два, ушел, не причинив береговым сооружениям никакого вреда.
В другом месте десант на берегу встретили четыре финских крестьянина с дробовиками во главе с ленсманом Бриксеном. Этот крохотный импровизированный отряд вступил в бой, и противник ушел с берега, оставив на песке шесть трупов своих матросов.
В начале июня была попытка подойти к Выборгу и высадить десант около тысячи человек. В бой с кораблями неприятеля вступил пароход «Тосно» и 8 гребных канонерок. С десантных судов обстреливали остров Равенсари ракетами. После нескольких безуспешных попыток прорваться к Выборгу англичане ушли в море, потеряв несколько баркасов.
В средине июля 14 кораблей приблизились к Котке, жители покинули остров, и только мост, соединявший Котку с островом Ховенсари, охранялся дюжиной казаков. Они-то и вступили в бой с десантниками, поддержанными огнем корабельной артиллерии, ядрами которой был разрушен мост.
Не лучше обстояло дело у союзников и на Тихом океане. Все лето эскадра союзников искала русские корабли «Аврору», «Оливуц», «Двину», «Байкал», «Иртыш» и бот № 1. А их контр-адмирал Завойко увел в Татарский пролив, где отряд наконец был обнаружен флотом союзников. После короткого боя союзная эскадра, решив, что русские корабли заблокированы, отошла. Дело в том, что англичане и французы считали, что Татарский — пролив, не имеющий другого выхода. А корабли адмирала Завойко вышли из пролива к северу, и эскадра союзников осталась с носом. Командующий союзной эскадрой контр-адмирал Прайс покончил жизнь самоубийством.
Но было ясно, что рано или поздно под давлением прессы и руководящих кругов Англии и Франции, недовольных нерешительностью адмиралов Дондаса и Пено на Балтийском море, союзники решатся на серьезные действия.
Глава V
СОРОК ВОСЕМЬ ЧАСОВ СВЕАБОРГА
В тихие летние утренние часы шхеры представляют собой зрелище, способное взволновать воображение самого уныло настроенного человека. Утренняя, пронизанная солнцем дымка сливает небо с водой, стирает линию горизонта и создает впечатление безграничности пространства. Неба от воды не отличить. Горбатые, скалистые, выпуклые острова, без искажений отраженные в зеркально чистой воде, являют собой миры, парящие в пространстве. Их много, и, наверное, люди, живущие в этих краях, должны обладать дальнозоркостью, потому что взор человеческий, скользя от одного острова к другому, невольно устремляется все дальше и дальше в бесконечность. И, глядя на панораму шхер, ничуть не удивишься, если тебе покажется, что весь этот мир голубого и золотистого пространства с овальными, шаровидными и другими причудливыми материальными телами начнет всплывать вверх, полетит куда-то в сторону или опустится и поплывет беззвучным хороводом. У него нет точки отсчета, у него нет начала и конца ни во времени, ни в пространстве. Находясь в этом мире, невольно отрешаешься от всех земных — срочных и несрочных, красивых и некрасивых, порой кровавых дел.
Алексей Давыдов вместе с командиром отряда гребных канонерских лодок стоял на скалистой вершине крохотного островка. Островок был словно макет знаменитого вулкана Фудзияма, сошедшего в шхеры с японских акварелей.
К востоку от островка были видны гребные канонерки; они выстроились в линию, перегородив собою пролив. Весла положены по бортам; лодки стали похожи на диковинных птиц, дремлющих на поверхности воды.
В тишине, нарушаемой только щебетом птиц, слышен приглушенный говор людей, находящихся на лодках. В этой утренней прозрачности голоса людей доносятся до островка, кажется, независимо от расстояния.