…Осталась какая-нибудь неделя, и я увижу солнце. Пока над головой громадная толща воды. Когда на нее смотришь сверху, не можешь ощутить всей тяжести. Когда под водой и очень долго — она и впрямь давит, как чугун.
В такие дни появляется томящее чувство ожидания берега. Нет, оно, конечно, было всегда, не успели еще уйти на глубину, но сейчас это чувство острее. Я почему-то вижу удивленные Сережкины глаза: «Папа! Ты больше никогда не уйдешь в свое море. Мы с мамой так решили…» Мама, конечно, Совнарком — с ней лучше об этом не говори. Единственную здоровую мысль, какую я могу высказать в этом неравном споре, так это то, что готов забрать их на лодку. Оля, конечно, уже не реагирует на мои шутки. А Сергей удивленно посмотрит: «Правда, папа?» Потом мы с ним будем долго бродить «куда хочется». И хотя Серега уже многое понимает, все не возьмет в толк, почему я с таким диким восторгом катаюсь по зеленой траве, рву цветы…
Подводник не может видеть глубинные водоросли, кораллы, рыб. Я успею еще рассказать Сереге, что не за этим мы ходим на глубины. И хоть наша лодка не ощущает запаха водорослей, не различает цвета, она способна на другое, более важное. Есть у нее чуткие «уши» — это акустическая станция, есть всевидящие «глаза» — это локатор, есть «сердце» — это атомный реактор… И мы можем уловить каждый шорох на глубине, увидеть любой корабль на отдалении… Но главное — мы можем долго, сколько потребуется, пробыть под водой, выйти в любую точку Мирового океана… Нашу лодку сделали люди. Много людей старалось, чтобы нам легко дышалось, чтобы у лодки был хороший ход, верный глаз. Я даже как-то попытался подсчитать, сколько же специалистов принимало участие в создании лодки, — получилась весьма внушительная цифра…
И весь их труд сводится к одному: охранять тишину. И для моего Сергея тоже.
Когда лодка пересекает экватор, сам Нептун повелевает: «Отныне и во веки веков на всех морях и океанах, на всех широтах и меридианах, на всех глубинах оказывать моряку гостеприимство и всяческие почести». Я смотрю на нептуновские грамоты — много их у меня, а вот гостеприимство океана не всегда чувствуешь…
Мы знали, что неминуемо встретимся с ними. Но что это произойдет в районе Н., пожалуй, никто не предполагал.
И вдруг хрипловатый голос акустика:
— Цель впереди по курсу. Дистанция… Цель неподвижна. Предполагаю айсберг.
Сейчас я могу спокойно говорить о том, какая опасность подстерегала нас каждую секунду. Тогда же не только я, а весь экипаж жили одним: выбраться из ледяной ловушки, остаться невредимыми, и само ощущение опасности растворилось в работе. Ведь стоило отвернуть от одной ледяной громадины, как на экране гидролокатора появлялась новая цель — еще один айсберг, второй, третий…
Кто-то из ребят обронил: «Мы как альпинисты». Образнее, наверное, не скажешь. Подводных альпинистов роднит с настоящими одно: ошибаются один раз… Только мы не карабкались по обрывам, а обходили отвесные ледяные стены, которые на сотни метров уходят вглубь.
Теперь мне кажется, что лодка прорвала охранение «противника». Цели, правда, были пассивными, но искусством маневрирования нужно было обладать в совершенстве, как в боевых условиях.
Через несколько суток похода айсберги исчезли. Но в рубке гидроакустика, чуть-чуть затемненной, похожей на лабораторию, несколько пар глаз были по-прежнему прикованы к светящимся приборам. В любое мгновение могли появиться активные цели…
Представляю, как перезванивает замерзший ивняк над речкой. Женщины у проруби — у нас ее называли полыньей — полощут белье. У них красные от холодной воды руки… Вот, пожалуй, и все ассоциации, какие у меня остались от домашнего слова «полынья».
Зато сейчас, через много лет, я по-другому его воспринимаю. Потому что для каждого подводника полынья — это кусочек чрезвычайно важного жизненного пространства. Ведь лодка идет подо льдом, под многометровым панцирем пакового льда. И если в обычных глубинах в случае необходимости можно всплыть, то попробуй сделать это здесь, в Арктике. Не всегда полынья может оказаться над головой или быть тех размеров, что надо… И поэтому любой командир, ведущий лодку в таких условиях, обязательно нанесет на карту замеченную полынью — так, на всякий случай.
Сегодня мы отрабатывали всплытие.
— Вроде ничего «окошко», — сказал командир, словно успокаивая самого себя.
А я знаю, какая точность при этом необходима и какое самообладание. Всплываем вертикально — малейшее отклонение, и кажется — услышишь скрежет металла и льда со всеми вытекающими отсюда последствиями.