Командиру крейсера Гущину стало известно только о попадании снаряда в башню. Телефонная связь командного пункта была прервана.
Какое решение должен был принять командир? Ждать нельзя, каждая секунда дорога. В этих условиях необходимо было запустить орошение и затопить зарядный погреб. Малейшее промедление могло привести к тяжелым последствиям…
В таких условиях шла высадка десанта.
На крейсере «Красный Крым» от разрыва снаряда загорелись заряды у орудия, и только решительные действия орудийной прислуги не дали пожару распространиться.
На берегу наращивание наших сил продолжалось. За штурмовым отрядом бросилась в атаку тысяча красноармейцев, высаженных с эсминцев.
В моем первом донесении командующему флотом говорилось:
«Десант катеров-охотников, двух тральщиков высажен, эскадренные миноносцы, крейсера высаживают. Порт освобожден».
М. Авдеев,
морской летчик, генерал-майор авиации, Герой Советского Союза
ОГНЕННЫЙ ДЕНЬ
Тревожны были огненные дни и ночи Туапсе. Ранее тихий курортный городок, он превратился в осажденный бастион.
Поднимались над морем зори, падали в волны кроваво-огненные закаты. Город не глядел на них. До рези в глазах всматривались его защитники в воздух, стараясь не пропустить зловещих черных точек на горизонте и взморье. Они могли появиться в любое светлое время суток.
Но и ночь не приносила покоя. Под покровом темноты шли к Туапсе новые и новые армады тяжелых бомбардировщиков. Шли с категорическим приказом: во что бы то ни стало атаковать боевые корабли Черноморского флота.
— Воздух! Воздух! Со взморья идет группа бомбардировщиков противника!..
— Очистить поле!
— Звено Наржимского — в воздух!
К таким командам здесь привыкли.
Но к опасности смерти привыкнуть нельзя: человек рожден для другого. И обостренно-нервным становится состояние парней, выруливающих сейчас на взлет…
Серые облака заволокли небо. Густой пеленой идут они на побережье. Погода явно благоприятствует пиратам: в сонмище туч легко затеряться, скрыться, уйти от преследования.
Машина Владимира Наржимского пробивает облака.
Никого…
Следующий слой туч. Есть! Вот они! Девятка «Хейнкелей-111» крадется к городу.
— Атакую! Атакую! Прикрой меня! — В наушниках ведомого — почти юношеский голос гвардии капитана. — Передай на землю…
Ведомый уже и без приказа знал, что нужно передавать.
— «Волга»! «Волга»! Я — «Ястреб». Видим девять «хейнкелей». Идем в атаку. Нужна помощь! Густая облачность — одиночные самолеты могут прорваться!..
— Вас понял. Помощь идет. Задержите противника.
Строй девятки разбит.
Гитлеровцы кидаются врассыпную: два истребителя не смогут сразу преследовать все самолеты. Отойдя в сторону от начавшегося боя, некоторые из них ныряют в облака и снова ложатся на боевой курс.
Наржимский атакует ближайший самолет. Ведомый понял маневр — заходит гитлеровцу в хвост. По ненавистным крестам бьет свинцовый дождь.
Гитлеровец валится на крыло. Подбили? Это нужно еще проверить: сколько раз отрывались таким образом фашисты от неопытных молодых летчиков.
Так и есть! Пролетев в свободном падении несколько десятков метров, немец выравнивает машину.
Хорошо, что не упустил!
Истребитель Наржимского, словно невидимой нитью связанный с самолетом врага, повторяет все эволюции немца.
Облака совсем близко. Сейчас гитлеровец укроется в них.
Рывок. Захлебывается от чудовищного напряжения пушка.
На этот раз, кажется, действительно попал. Но смертелен ли удар? Наржимский пикирует рядом с летящим вниз «хейнкелем».
Стремительно надвигается крутой склон горы. Дальше нельзя — врежешься в скалы. Ручку — на себя.
Истошно ревет мотор. Нос истребителя снова направлен к тучам.
Наржимский оглядывается: на склоне горы медленно оседает черное облако. Его прорезают молнии: фашист рвется на собственных бомбах.
За облаками мелькнули две тени. Наметанный глаз летчика определяет безошибочно: наши. Отлично! Значит, помощь пришла. Теперь — в погоню за остальными.