Со стороны реки слышались редкие отдаленные автоматные и пулеметные очереди, посвистывали пули, рвались мины. Далеко в горах ухала артиллерия.
Я приказал «Грозе» открыть огонь из главного калибра по окопам гитлеровцев.
Мотоботы наших надежд не оправдали. Один из них так зарылся носом в песок, что не мог сняться с мели, другого ветер прижал бортом к берегу, и у него не работала машина. Остальные подолгу разворачивались и очень медленно, казалось, излишне осторожно, подходили за людьми к тральщикам. Как только мы увидели, что нависает угроза затянуть высадку, пустили в дело последний резерв — катера, морские охотники. Те, будто дождавшись своего часа, стали носиться по бухте, пеня винтами воду и разводя волну. Сильные моторы позволяли им легко удерживать нос на песке пляжа и отрываться от берега. Высокая скорость хода и отличная маневренность давали возможность катерам оборачиваться между пляжем и рейдом в три раза быстрей мотоботов. Виртуозное управление кораблями и лихие действия катерников были выше всяких похвал.
Высадка уже подходила к концу, когда в небе появился финский самолет-разведчик. Командир «Грозы» капитан-лейтенант Калмыков попросил разрешения отогнать его зенитным огнем. Я неосторожно согласился. Но за флагманским кораблем открыл пальбу весь отряд. На сигнально-наблюдательном посту в губе Вичаны услышали канонаду и шум моторов, решили, что десант бомбит авиация противника, и доложили свои поспешные выводы в Полярное. Несмотря на поднятую тревогу, звено наших истребителей «И-16» прилетело в то время, когда разведчик уже скрылся.
В базу флота корабли мы возвращали одиночным порядком. Они отпускались с места действия по мере того, как заканчивали высадку войск. Собирать отряд и строить порожняк в охранный ордер, в духе требований довоенных наставлений, нам казалось менее надежным, поскольку в этом случае все должны были тащиться со скоростью тихоходов и дольше пребывать в опасной от авиации зоне. Шел отлив.
Уровень воды у берега заметно понижался, и мотобот, севший на мель, оказался на суше. Его разоружили и расстреляли из орудий, чтобы им не мог воспользоваться враг.
Начальник штаба флота боялся, что противник сможет организовать переправу войск в тыл нашему десанту, и велел выставить в Западной Лице корабельный дозор.
Немецкая авиация в те дни не пропускала ни одной нашей шлюпки, и все понимали, какой предстоит тяжелый, неравный бой выставленному здесь кораблю. Но пришлось сделать выбор. Он пал на тральщик «Налим», состоявший во флоте с 1933 года.
На крыльях мостика у него стояли два счетверенных пулемета «максим», и считалось, что «Налим» свою жизнь дешево не уступит. Отдавая роковое для него приказание остаться в дозоре, я испытывал укоры совести, будто бросал беспомощного товарища в беде. С болью в сердце смотрели уходящие в базу моряки в последний раз на его одинокий силуэт, сиротливо стоявший среди высоких берегов холодного, наполовину чужого залива.
В двух милях от мыса Пикшуев возвышается над водой необитаемый остров по имени Кувшин. Огибая его с севера, мы отчетливо слышали там одиночные ружейные выстрелы. Посланный для проверки катер скоро доставил оттуда на «Грозу» молодого солдата.
— Рядовой девяносто пятого полка четырнадцатой дивизии Зайцев Иван! — громко представился боец, приложив, по привычке, к стриженой непокрытой голове правую руку, но, спохватившись, тут же ее отдернул.
Перед нами стоял светловолосый рослый юноша с забинтованной шеей, босой и без шапки. В левой руке он держал чем-то загруженную до половины бязевую наволочку и светлыми глазами, полными счастья, смотрел на своих спасителей.
— Что у тебя с горлом, ангина? — спросил я.
— Никак нет, немец, гад, шею прошил из автомата, когда мы на него в штыки пошли, «на ура».
— А как же ты, Зайцев Иван, на Кувшине очутился?
— Еще тридцатого июня, при отступлении, отбился от своих и хотел переправиться через залив верхом на бревне. Ветром меня вынесло и прибило к острову.
— Чем же ты кормился целую неделю?
— Да консервами, — встряхнул он свой мешок.
— А пил что?
— Поначалу пробовал из моря, а потом лужицу там сыскал небольшую. Из нее черпал.
— Стрелял-то в кого?
— Сигналил я, чтоб выручили, значит.
— А винтовку куда девал?
— Матросам вашим сдал. Сказали, на мостик с железом нельзя, компасы там магнитные.
— А консервы не сдал?
Вместо ответа раненый стрелок одарил нас чарующей улыбкой.