Зимние густые туманы, затягивающие сплошь хоть и незамерзающий, но коварный Кольский залив, и майские бураны, во время которых не видно соседа на расстоянии двух шагов, — все это было ему уже хорошо знакомо.
А вот Швырялкин прибыл на море уже в дни войны из села Папус, Куйбышевской области. Может, не стоило бы сейчас вспоминать, но в первые недели своего пребывания в части Швырялкин боялся стрельбы, опасался разрыва бомб. Зенитные ли орудия вблизи ведут огонь по немецким самолетам или бомбы падают рядом — Швырялкин нет-нет да и закроет уши. И с грамотой был не в ладах.
Вышли новички погулять вместе с их новыми товарищами, торговыми моряками корабля, в город незадолго до отправки в рейс, идут по улице Мурманска — и вдруг Швырялкин останавливается перед стоящей на дороге повозкой и долго оглядывает запряженных в нее лошадей. Бока у лошадей ощупывает, по мордам их гладит, в глаза смотрит, да и лошади, видно признавая в нем человека, умеющего с ними обращаться, трясут гривами.
— Ты что, Швырялкин? — окликнули его друзья. — Никак, своих лошадей признал?
— Для меня все лошади свои. Я лошадиную душу отлично знаю. Это моя специальность — около них ходить. Я ведь почетным конюхом у себя в колхозе несколько лет был… — отозвался Швырялкин.
Командовали бывшими пограничниками их комендант — старший лейтенант, артиллерист Николай Марочкин, уже пожилой, степенный человек, волгарь из Куйбышева, и его помощник — старший лейтенант Кречетов, очень спокойный, всегда улыбающийся коренастый здоровяк блондин, сразу же подружившийся со всеми моряками парохода.
…В сильный майский шторм «Тбилиси» снялся с якоря и ушел в далекий рейс, имея на борту и военную команду.
Так вот сталось, что люди, военной специальностью которых до этого была охрана советской границы, теперь пересекли ее сами.
После нескольких недель тяжелого штормового пути с непрерывной качкой, с ежеминутной опасностью встречи с немецкими субмаринами и торпедоносцами «Тбилиси» ошвартовался в гавани Нью-Йорка. С палубы парохода видна была статуя Свободы, врезались в облака туманного, мглистого неба огромные небоскребы из бетона, стекла и стали, и самый большой из них — «Эмпайр стейтс Билдинг».
Ветер доносил в порт грохот воздушной железной дороги, гудки автобусов; трещали лебедки нагружавшихся судов, — они стояли рядом, высоченные транспорты с облезлыми от штормов, ржавыми бортами. Часть моряков сошла на берег, бывшие пограничники остались на палубе.
На их долю отныне выпадала и охрана судна, граница которого кончалась сразу же за поручнями бортов.
Среди разношерстного американского населения бродили в ту пору и агенты врага, мастера тайных взрывов и поджогов, в прямые расчеты которых входило не дать советскому пароходу благополучно возвратиться к берегам своей земли.
В теплые нью-йоркские ночи на виду у освещенного многомиллионного города, рядом с тысячами электрических неоновых реклам, бороздящих небо зелеными и красными молниями, зазывающих вывесок кафе, кинотеатров и «Радио-сити» несли свою службу бывшие пограничники.
Еще находясь в Архангельске, они с большим вниманием прочитали в местной газете статью «Помните эти взрывы!», рассказывающую о том, как в дни первой мировой войны орудовали на причалах Нью-Йорка агенты тогдашнего германского посла фон Папена и немецкого разведчика Ринтелена, как подбрасывали они в трюмы пароходов, отправляющихся к берегам России, «адские сигары» немецкого химика Шееле.
С тех пор техника вражеских диверсантов шагнула далеко вперед. Потому-то советские моряки, несущие службу в американском порту, вспоминая прошлое, были особенно бдительны. Одни следили за погрузкой, проверяли пропуска у взбегающих то и дело по трапу на палубу американских грузчиков. Пропуска у грузчиков висели на груди, у иных приходилось проверять термосы, ящички с инструментом.
Другие в это время поглядывали на воду: там с другого борта плавало много всякого хлама — старой пеньки, пробковых поясов; иногда к судну подплывали целые ящики. Надо было не лениться и смотреть, что это за ящик: то ли это случайная волна прибивает его к пароходу, а быть может, чья-то злая воля пустила его качаться по заливу и он медленно приближается к пароходам с боевым, опасным грузом?
Уже были принайтовлены к палубе зеленые «студебеккеры», весь надпалубный груз плотно прирос к кораблю, и теперь ему была не страшна самая сильная океанская волна.