Глядя на англичан, свою администрацию прислали в Грютвикен и норвежцы. Китобойным промыслом у берегов Южной Георгии они тоже давно не занимаются. Международный контроль поставил их в слишком жесткие рамки. Раньше они добывали китов намного больше Салвесена, поэтому могли втридорога платить ему за аренду порта и завода, оплачивать все английские услуги по снабжению и ремонту судов и тем не менее получать солидную прибыль. Сейчас такой возможности у них нет. Но срок концессии, когда-то купленной у Салвесена, пока не истек. А вдруг настанут лучшие времена?
Чтобы хоть как-то оправдать существование на Южной Георгии двух государственных администраций, Англия и Норвегия создали в Грютвикене метеорологическую станцию, которая в свою очередь сделала необходимыми электростанцию и радиоцентр. Особой нужды в метеосводках Грютвикена нет. Такой же прогноз погоды на пятидесятые южные широты Атлантики дают метеорологические станции Фолклендских островов и Кергелена, но что еще придумаешь сегодня для Грютвикена? Все-таки какая-то деловая жизнь. Кроме государственных служащих, есть просто служащие и даже десяток рабочих. Уж очень нелепо выглядел бы губернатор, имеющий в подчинении только собственную канцелярию.
Нашим визитом в Грютвикене все были потрясены. Каким ветром, откуда, зачем? Иностранные корабли не появлялись тут уже лет пять. Раз в полгода приходит лишь судно из Англии и один корабль в году — из Норвегии.
Губернатор решил, что мы зашли к ним бункероваться, и, едва поднявшись на борт, начал извиняться:
— Простите, но запасы горючего у нас весьма ограничены. Мы сможем продать вам только небольшое количество продовольствия.
— Не беспокойтесь, сэр, — сказал наш капитан. — Бункером мы вполне обеспечены. Если позволите, нам хотелось бы немного побродить по твердой земле, мы давно не сходили на берег.
— О, пожалуйста! Сколько пожелаете, наши горы из чистого базальта.
Конечно же, я сразу поспешил к могилам Шеклтона. Я не оговорился — к могилам.
4 января 1922 года, направляясь на шхуне «Квэст» в очередную антарктическую экспедицию, Шеклтон по пути зашел в Грютвикен, чтобы повидать своих давнишних друзей. Несколько часов он гостил у Салвесена, пил вино и был очень весел. Вечером его проводили на шхуну. Поднимаясь на борт корабля, он обещал утром снова быть у Салвесена.
— Нам предстоят трезвые дни, и завтра я хочу как следует покутить, — сказал он на прощанье.
Никто не подозревал, что следующего дня Шеклтон не дождется. В половине четвертого утра он скончался от приступа грудной жабы. Сначала его похоронили на пустынном мысу за поселком. Экипаж «Квэста» выложил на могиле каменный холм и установил памятный крест. Потом Салвесену показалось, что пустынный мыс для могилы Шеклтона не подходит. Он всю жизнь был в окружении друзей; можно подумать, что после смерти его отвергли. И прах перенесли на общественное кладбище.
Вторая могила его из серого гранита. Врытый в землю тонкостенный каменный прямоугольник, внутри которого — инкрустация из морской гальки. У изголовья — массивный обелиск с выбитой на нем восьмиконечной звездой. О звезде были его последние слова. «С наступлением сумерек я увидел одинокую, поднимающуюся над заливом звезду, сверкающую, как драгоценный камень», — написал он в своем дневнике и лег спать, чтобы уже никогда не проснуться.
Я стоял у обелиска и с удивлением думал о причудах судьбы. Не ждал, не верил, а вот ведь привелось. Что ж, поклон тебе, Эрнст Шеклтон, отважный моряк и великий честолюбец! Мертвых не судят, а все же мне жаль, что здесь, на твоей могиле, я не могу назвать тебя другом…
К могиле прислонен сколоченный из нескольких досок деревянный щит. На нем расписываются те, кто приходит сюда с данью уважения. Я поставил и свою подпись. Он не понимал и не хотел понять, что такое коммунизм, но разве нас все понимают? Он жаждал славы, богатства, власти, но разве не таков мир, его породивший? Честолюбие толкало его на безумные авантюры, а доброе сердце и прекрасное чувство товарищества — на риск ради друзей. Много раз ему приходилось спасать попавших в беду полярников. Он шел по грани между жизнью и смертью, мерз, голодал, тяжко работал, но никогда не останавливался на полпути. Лишь пламя отваги, мужество и готовность к самопожертвованию могли заставить человека в зимние штормы пересечь на шлюпке огромное водное пространство от кромки материкового льда Антарктиды до острова Южная Георгия. Обмороженный, опухший от голода, больной цингой, он пришел в Грютвикен, чтобы сказать: