— Это становится интересным. — Тимофей поднялся с дивана. — Ты процветаешь, ходишь в загранплавания, видишь разные страны, а моему пароходу и плаваниям завидовать не приходится.
— Не будь злопамятным, не прибедняйся. Я читал в журнале о тебе.
— Ну, и…
— Что «ну, и»? Конечно, завидовал. Но поверь, по-хорошему завидовал и радовался за тебя.
— Ладно, оставим это. Куда пойдем?
— Хорошо бы в ресторан…
— Согласен.
Тимофею очень хотелось задать вопрос о Марине — что с ней, как она, — но он не решался, а Фурсов упорно не упоминал ее имени.
Пока официант накрывал стол, Фурсов неохотно отвечал на вопросы Тимофея. Да, плавал все время за границу. Пароход ходил по линии Ленинград — Лондон — Амстердам — Ленинград, а последние полгода в Швецию регулярные рейсы были. Один рейс — десять дней как заведенные мотались. Нет, в Бразилию не попал, с полпути завернули пароход в Гавр за срочным грузом. Да, в Ленинграде часто бывал, сам видишь — три раза в месяц дома был. Как в каботаже. Да, все еще третьим помощником. В Ленинградском пароходстве быстро не вырастешь, штурманов много, судов меньше. Это тебе не Мурманск. Хорошо хоть, комнату дали небольшую…
— Так зачем же ты приехал сюда? — спросил Тимофей.
Фурсов вздохнул:
— Давай выпьем сначала по рюмочке…
Помолчали. Фурсов усиленно раскуривал свою сигарету, стараясь спрятаться за клубами дыма.
Тимофею вдруг бросился в глаза измученный вид Фурсова и взгляд, испуганный и неуверенный. И эта суетливость… Словно он что-то скрывает, словно что-то давит ему на сердце, а он никак не решится подступиться к главному. Непонятная тревога возникла у Тимофея. Чего он крутит?
— У тебя что, по службе неприятности?
Фурсов вяло махнул рукой:
— Эх, Тимка, святая твоя душа! Если бы служба.
— Давай выкладывай, в чем дело? Зачем приехал и зачем именно я тебе понадобился?
— Сейчас все расскажу. А приехал к тебе потому, что только ты и можешь помочь в этой ситуации.
Фурсов выпил еще рюмку, закусил и, отвернувшись, глухо сказал:
— Беда у меня, Тима. Марина…
— Что… Марина? — Тимофей схватил Фурсова за руку и шепотом спросил: — Что с ней?
— Ушла Марина, бросила меня, сбежала…
Тимофей опустился на стул. Фу, черт, как напугал! Даже коленки дрожат… Он торопливо закурил новую сигарету.
А Фурсов, оказывается, все заметил. Злобный огонек мелькнул в его глазах и тут же погас.
— Вот за этим я и приехал сюда.
— Почему сюда? — старательно сдерживая волнение, равнодушно проговорил Тимофей.
— Потому что она уехала в Мурманск. Ты что, не знал этого? — недоверчиво спросил Фурсов.
— Не знал. Откуда же мне было знать?
— Тима, — жарко задышал Фурсов, пересаживаясь поближе к Тимофею, — Тима, кореш, скажи мне по-честному: ты не писал ей ничего? И она тебе ничего не писала?
— Ни-че-го, — раздельно проговорил Тимофей. Боже мой, Марина в Мурманске, а он, как дурак, ничего не знал!
— Верю. Ты врать не будешь, я знаю, ты самый порядочный был среди нас, я тебе верю. А она… она ушла от меня! — Фурсов горестно сгорбился и надолго замолчал. Потом встрепенулся и заговорил опять: — С самого начала наша семейная жизнь не клеилась. Ведь она так хорошо ко мне относилась раньше. Мы с ней понимали друг друга. А после выпускного вечера — помнишь? — ее словно подменили. Я потому сразу и поторопился с женитьбой: думал, поможет, и Марина опять станет прежней. Увы, не помогло. Не знаю, что произошло с ней. Я ли не заботился о ней? Боже мой, сколько барахла я ей привозил из-за границы… Так на ж тебе, она ничего не хотела носить из привезенного! — Слезы обиды сверкнули в глазах Фурсова, и он повторил: — Она никогда не носила привезенные мной тряпки… костюмы, кофты, платья, плащи, шубу привез ей каракулевую — и не носила! Упрашивать приходилось… Почему, спрашиваю я тебя. А-а, на это никто не ответит. Ты думаешь, это сахар — приходить из рейса и встречать дома равнодушные глаза жены? Мчишься домой с судна, рассказываешь ей о радостном для тебя событии и натыкаешься на холодное, безразличное «да?». И все… И ты понимаешь, что жене твоей, которую ты любишь, абсолютно неинтересны твои радости и твои заботы… Поверишь, я никогда ей не изменял. И вот благодарность. Взяла и ушла… Бросила. Подумать только, бросила!
Фурсов отвернулся, залпом выпил стакан холодного боржома и торопливо закурил. Молчал он долго, часто затягиваясь сигаретным дымом, стараясь совладать с собой.