Боцман правильно все прикинул — действительно, продовольствие все войдет во второй трюм, а эти железяки вот в таком вот порядке уложим в третий…
Тимофей весь ушел в расчеты, и сгладилась обида, забылись минуты унижения. Четкими, быстрыми карандашными линиями заштриховал он план второго и третьего трюмов, размещая грузы.
Тимофей положил карандаш и взглянул на часы — ровно четыре. «Так-то вот, уважаемый Крокодил Семенович, план у меня готов. Не увидите вы больше растерянным своего второго помощника и грязным не увидите, хватит, теперь я тоже научусь держать себя в руках. Впрочем, Крокодил ведь все равно не заметил ничего. Стыдно перед ребятами. И перед боцманом особенно… наорал на него… Вел себя как мальчишка. А чем боцман виноват? Ну, бог с ним, с боцманом, разберемся».
В четыре пятнадцать Тимофей положил свой грузовой план на стол капитана. Тот внимательно просмотрел его и удовлетворенно прогудел:
— Правильно все разместили. — И он достал из ящика стола свой план и протянул Тимофею.
На плане капитана груз был размещен таким же порядком.
«Что же ты гонял меня? Зачем вызывал, советовался, зачем время назначал? Ведь у тебя все уже было рассчитано!» — хотелось крикнуть Тимофею, но он не крикнул.
Он молча посмотрел план капитана и так же молча вернул его обратно. Что ж, кажется, проверку выдержал. Что последует дальше?
А капитан откинулся на спинку кресла, снял очки и сказал:
— Мы должны выбросить весь груз максимум за десять — двенадцать часов. Иначе лед отрежет нам обратный путь. Посоветуйтесь с боцманом, как быстрее выгрузиться, он многое сможет вам подсказать.
— Есть посоветоваться с боцманом! — бесстрастно ответил Тимофей.
Капитан ничего больше не сказал и отпустил Тимофея.
Точно в десять «Таврида» отошла от причала. Перед самым отходом Тимофей уговорил лейтенанта-пограничника передать в поликлинику врачу Ковалевой Марине конверт. В конверте были его неотправленные письма.
ОСТРОВ ЖЕЛАНИЯ
Ветер от норд-оста начал разыгрываться на четвертые сутки пути. До острова Желания оставалось две вахты хода. Шулепов с потухшей папиросой во рту тревожно всматривался в небо. Затем он зашел в штурманскую рубку, молча промерил циркулем остаток пути по курсу и вздохнул.
— Заметьте силу ветра, — коротко бросил через плечо Тимофею.
Тимофей замерил. Семь баллов.
— Прикиньте угол сноса, — снова потребовал Шулепов.
Тимофей быстро рассчитал и доложил.
— Возьмите право семь градусов. Будем надеяться, что успеем убежать от шторма.
И снова Шулепов вышел на наветренное крыло мостика и застыл там, всматриваясь вперед.
Тимофей тоже вышел из рубки и остановился на подветренном крыле мостика.
Темные серые тучи быстро заволакивали все небо. Начало ощутимо покачивать. Волны только еще набирали силу, они были еще недлинные, но их было много, и они упрямо стучали одна за другой в правую скулу парохода.
Белые гребни возникали там и тут, и вскоре уже все море забелело «барашками» до самого горизонта.
Нос «Тавриды», как поплавок, вскидывался на очередной волне и заметно рыскал влево при каждом ударе. «Ничего, осталось немного, успеем дойти. Не разыграешься по-настоящему, убежим мы от шторма, убежим. — Тимофей покрепче взялся за поручни мостика. — Тряси, тряси нас, мы выдюжим. Нам бы только туда успеть, а обратно ветерок почти попутным будет, мили две в час прибавит нам. И правильно сделает. Мне очень нужно поскорее вернуться в Мурманск, очень. Марина… — Тимофей улыбнулся, представив, как она сейчас сидит и читает его письма. — Я верил, что придет эта минута, верил!»
— Вахтенный! — Окрик капитана прервал лирические размышления Тимофея.
Он бросился в рубку.
— Слушаю, Ардальон Семенович.
— Точку дайте. Возьмите радиопеленги.
Тимофей посмотрел на часы. Черт, замечтался. Он быстро включил радиопеленгатор, надел наушники и сквозь шорохи и треск в эфире стал ловить далекие голоса радиомаяков. «Ту-ту-ту-у-у-у… Ту-ту-у-ту-у» — чуть слышно пропищала морзянка. «Уд» — это с мыса Гусиного… Так… позывной ясен, теперь пеленг… Слышно совсем плохо… еще раз… так… Есть пеленг.