— Что вы! Мне два-три глотка, не больше.
— А вы пейте, — вмешался Карцов. Небось тоже продрогла, пальтишко-то у нее тощенькое.
Она отпила ровно три глотка и долго не могла отдышаться — видать, совсем непривычная. Даже слезы выступили — крупные, как горошины, прямо в стакан и скатились.
Козюлин подвинул ей тарелку с капустой и банку трески в масле. Потом принес сала, копченой колбасы.
— Поешьте. Чем богаты, тем и рады.
Таня принялась есть.
Они о чем-то говорили с Козюлиным, но Карцов не прислушивался к их разговору. Его вдруг охватило беспокойство: как там дошли Митька с Сашкой? Вдруг забарахлит мотор после переборки? Погода плохая, как бы беды не случилось. За Сашку можно быть спокойным, а вот Митька… Струсил ведь, а ему бы докторшу-то сподручней нести. И рост повыше, и кровь еще молодая. Да, с Митькой надо что-то делать. Списать? А куда он после этого денется? Хорошо, если дружки на буксир пристроят. А если нет? Пропадет парень, характер у него еще не устоялся. Нет, видно, придется с ним помучиться. Что ж, не впервой. За двадцать девять лет через руки Карцова много всякого народу прошло. И ничего, ребята все прочно на ноги встали.
— Слышь-ка, Тимофей, у вас связь с базой есть?
— Есть. Радио.
— Не в службу, а в дружбу: узнай, пришел ли катер в базу. По времени пора бы уж.
— Сейчас — Козюлин вышел.
Вернулся он быстро:
— Все в порядке, пришли.
«Митька небось уже к дружкам улизнул, — подумал Карцов. — Надо будет запретить ему ночевать на стороне».
Однако он успокоился и, разморенный теплом, скоро уснул. Спал он крепко и не слышал возникшей вдруг в домике суеты, его не потревожили ни беготня, ни крики рожавшей за стеной женщины.
Разбудил его тоненький пронзительный крик ребенка. Может быть, в это время приоткрыли дверь в соседнюю комнату или крик прорвался сюда сам, но именно он оказался самым громким. Карцов стремительно, как по тревоге, вскочил, а потом уже открыл глаза. Яркий свет заставил его на минуту зажмуриться. И когда он, теперь уже медленно, разжал веки, то увидел, что к двери в соседнюю комнату прильнули Вахрамеев и Козюлин. А из-за двери доносился этот пронзительный, почти на одной ноте крик.
— Вот и новый жилец на земле! — сказал Карцов, но на него так зашикали, что он тут же умолк.
Так молча они простояли минут десять, а может, и больше. Когда плач ребенка затих, Вахрамеев опять забегал по комнате.
— Почему он не плачет? Нет, я должен пойти! Может, что-нибудь случилось?
— Подожди, — удерживал его Козюлин. — Когда понадобишься, позовут.
Вскоре его действительно позвали. Он выскочил оттуда сияющий.
— Сын! Во мужик! — Он показал большой палец.
— Поздравляю! — Козюлин обнял Вахрамеева, хотел поцеловать, но тот подхватил бородатого под мышки, легко поднял, повалил на кровать и начал молотить кулаками.
— Сын, сын! Понимаешь ли ты, рыжебородое чучело, что у меня родился сын!
Но тут выглянула Таня и сказала:
— Нельзя ли потише?
Вахрамеев отпустил бородатого, сел за стол, взял бутылку и шепотом сказал:
— Ну что, братцы?
Когда налили всем, Карцов на правах старшего произнес тост:
— Пусть он будет здоровым и счастливым!
Козюлин налил еще, но Вахрамеев решительно отказался:
— Мне больше нельзя. Я ведь теперь отец. Как-то даже не верится, хотя целых девять месяцев привыкал к этой мысли.
— Да, брат, это ответственность, — сказал Козюлин и тоже отодвинул стакан. Карцову ничего не оставалось делать, как отставить подальше свой.
Вскоре пришла Таня. Спросила Вахрамеева:
— Имя придумали?
— Решили Иваном назвать.
— Хорошее имя, русское, — сказала Таня.
«Тезка, значит», — отметил про себя Карцов.
— А в крестные я предлагаю Ивана Степановича. Если бы не он, не попала бы я к вам.
— Верно, — согласился Вахрамеев. — Не возражаете?
Карцов смущенно сказал:
— Нет, не возражаю, как же тут можно возражать? Спасибо вам большое. Хотя и не знакомы мы были до этого, а буду как родной. У меня ведь никого нет.
— А крестной матерью я предлагаю Татьяну Васильевну, — сказал Козюлин. — Хоть крестить мы его и не станем…
— Вот это совсем хорошо было бы! — обрадовался Вахрамеев. — Мы вас очень просим!
— Что же, я с удовольствием, — согласилась Таня.
Потом они все, кроме матери и ребенка, сидели за столом. Вахрамеев допытывался у Тани, сколько раз полагается Ванюшку кормить, когда его можно будет купать и какую коляску покупать.
— Да где вам тут разъезжать на коляске-то? — смеялся Козюлин.