И вдруг такая петрушка!
День семьдесят шестой. Вышли на радиотелефонную связь с Коморами. Наш «француз» Костя Федоров подошел к телефону. В очень вежливых выражениях верховный комиссар Коморских островов мсье Муказьян объяснил, что французские власти отказали научному судну «Дмитрий Менделеев» в заходе на острова. Федоров напомнил комиссару о цели нашего визита. Комиссар ответил, что у него на этот счет нет никаких возражений, но как это сделать, он затрудняется решить. Мы предложили выслать за целакантом катер. Увы, ответил мсье Муказьян, это невозможно. Может быть, есть возможность прислать катер с Комор? Но и это оказалось невыполнимым. Как заявил комиссар, на Коморах трудно с плавсредствами. Поистине таинственная, не желающая даваться в руки рыба.
Целакант улыбнулся нам: перед началом утренней планерки Вадим Пака нарисовал на грифельной доске силуэт улыбающегося целаканта.
«Давайте попросим корреспондента, — сказал Пака, — составить текст письма в ТАСС». Запрос, который был послан по дипломатическим каналам МИДу Франции относительно Комор еще в августе прошлого года, пролежал без ответа шесть с лишним месяцев. Сегодня, 2 марта, мы получили официальный отказ.
Только что мы запросили ОМЭР о возможности захода на Мадагаскар, куда коморские власти согласны переслать рыбу. Если нам откажут, остается последний шанс: просить отправить экземпляр целаканта в Дар-эс-Салам, в советское посольство. Подождем два дня.
На планерке Костя Федоров сказал, что вчера Пака провел необыкновенно интересное зондирование электропроводности. Монин не прореагировал. Но вовсе не оттого, что он злопамятен, а оттого, что бывает во всех лабораториях и все узнает сам накануне.
Зашла к Вадиму. «Так как с турбулентностью, есть она или нет?» — «С турбулентностью крайне любопытно: в одном месте ее не было, в другом она появилась опять». — «Что это означает?» — «Новое знание о ней. Прежде мы думали, что она достаточно интенсивна в верхнем перемешанном слое (верхний перемешанный слой — океанологический термин). Но наличие разных слоев — по температуре, солености и т. д. — заставляет предположить низкую степень турбулентности, иначе все эти слои перемешались бы и стали однородными. И инструментально это подтвердилось. В литературе считалось, что турбулентность «пятниста», есть даже термин Филиппса: «блин-структура». Теперь можно сказать, что она «слоиста». — «Это все нужно описать. Возможна большая серьезная работа». — «Диссертация? Нет. Напротив, именно сейчас нужно продолжать исследования. Мы придумали одну штуку…»
Эта «штука» называется зонд «сигма». Когда Монин упрекал Паку в незнании физики, речь шла о «сигме». Когда Федоров на планерке заявил о необыкновенно интересном зондировании, речь тоже шла о «сигме».
Что же произошло в эти несколько дней?
Идея «сигмы» возникла давно, но только перед Занзибаром ее удалось осуществить. Получили прибор, который измеряет тонкую стратификацию (слои), дает непрерывный и очень подробный профиль электропроводности. АИСТ тоже это измеряет, но он грубее, и он дает одно измерение в секунду, а «сигма» — сто. Однако АИСТ еще измеряет температуру и соленость. Пака, докладывавший на планерке о первом зондировании до глубины 200 метров, заметил, что соленость, в общем, роли не играет, за что и получил «плюху» от Монина. Следующий зондаж Пака провел до глубины 1500 метров, тут-то и Монин заинтересовался «сигмой», немедленно поняв, какие возможности в ней таятся.
День семьдесят седьмой. Ну был денек!.. На планерке Монин сказал, что во время отлива попытаемся высадить на риф Гейзер производственный отряд. Мы занимаемся в этом районе гидрографическими исследованиями опасных для мореходов мест, что всегда представляет существенный момент в навигации. На рифе производственный отряд будет доставать кораллы для институтской коллекции. Если сегодня не придет ответ из Москвы, ночью снимаемся и уходим. Сегодня пятница, в субботу и воскресенье ждать чего бы то ни было безнадежно, а больше у нас нет времени. Капитана не было. Все ждали его пробуждения, потому что только он мог вести судно к рифу. При наших размерах и нашем водоизмещении это было достаточно рискованно, но я и прежде слышала, что наш капитан — «рисковый» человек.
Вечером мы договорились, что я проведу весь день рядом с ним: пришло в голову записать день капитана. В девять позвонила ему. Он говорил со мной сквозь зубы — буквально. Не от досады вовсе, а от зубной боли, которая мучила его всю ночь и которую он глушил пирамидоном. Пока капитан не явился на мостик, читала «Лоцию островов Индийского океана». В ней записано: