А пока экипажам «Сергея Есенина», «Николая Карамзина» и «Ивана Котляревского» предстояло работать здесь, на линии, до поступления свежих подкреплений. Вот почему мирились со многими неудобствами моряки, не жалели сил, чтобы нагрузить контейнеров побольше и закрепить их понадежнее, перевезти побыстрее.
Как только последний контейнер был погружен в порту Токио на палубу «Ивана Котляревского», капитан приказал отдать швартовы. Одновременно последовала команда боцману — обеспечить устойчивость груза. Это означало, что каждый из 217 стальных тяжеловесов в трюмах и на верхней палубе должен быть надежно закреплен на случай шторма. За угол контейнера гаком, или скобой, цепляется трос, другой его конец крепится к специально приваренному рыму, потом обтягивается талрепами. Четыре угла у каждого контейнера — четыре троса, шестнадцать скоб, четыре талрепа. Сколько же их на 217 контейнерах? И все эти скобы надо открутить, потом снова закрутить, талрепы подтянуть и все сделать в считанные часы: судно ведь идет в море, судно будет качать, контейнеры не должны «пуститься в пляс»…
Всю ночь до рассвета работали в трюмах матросы под руководством боцмана Алексея Яковлевича Ищенко — старого моряка, испытанного всеми морями сорокапятилетнего человека, неутомимого, как и его матросы. Позавтракав, они снова спустились в трюмы.
Зато когда океанская волна ударила в борт судна, и задрожал стальной корпус, и затряслись мачты, не сдвинулся с места ни один из контейнеров на борту. Боцман и матросы могли бы порадоваться результатам своей работы, но они крепко спали. Крепкие люди нуждаются в крепком сне.
НАЙТОВЫ ПРОВЕРЯЮТСЯ ШТОРМОМ
Говорят, люди познаются в чрезвычайных обстоятельствах. Это — аксиома. Но такой же бесспорной истиной является и то, что человек раскрывается в мелочах… Какие же они, люди, с которыми судьба свела меня на судне? Где тот безошибочный критерий, по которому определяется характер и духовная стать, их значение в масштабах маленького коллектива и всей человеческой семьи?
Гляжу на них, таких обыкновенных, таких как будто изученных, и открываю все новые черты. Хожу с ними по улицам незнакомых городов, работаю в трюмах и на палубе, обедаю в кают-компании, играю в шахматы, спорю и вдруг замечаю, что с каждым прожитым вместе днем становятся они мне все интереснее и дороже.
Длинные пологие волны катят навстречу судну с севера. Где-то там, у Камчатки, циклон раскручивает свои гигантские спирали, и, подталкиваемые силами стихии, пришли в движение огромные массы воздуха и морской воды. Оттуда и несется во все стороны эхо отдаленных бурь.
Капитан Кравец хмуро рассматривает синоптическую карту, только что принятую из эфира начальником рации Михаилом Романовичем Калиным.
— Циклон движется на северо-восток с небольшой скоростью, так что у Алеутов его догоним, — говорит он. — Попадем в самое пекло.
Настроение у Михаила Романовича под стать погоде, в океане оно редко бывает безоблачным. Можно понять человека, на плечах которого лежит ответственность за людей, судно, груз.
— А зачем догонять? — спрашиваю я с наивностью берегового человека. — Можно повернуть правее, где нет циклона?
Капитан усмехается:
— Курс рекомендован ветродуями, им лучше знать.
«Ветродуи» — это, конечно, синоптики, работники Владивостокского гидрометеорологического института. После тщательного изучения всех данных обстановки в океане они рекомендуют судам тот или иной оптимальный курс. Как всякий старый моряк, Кравец говорит о береговых работниках с некоторой долей иронии. Науке положено доверять, и курс он держит согласно рекомендации, но не забывает, что стихия еще далеко не обуздана. И если настигнет в море жестокий шторм, то полагаться надо не только на справочники, но и на собственный опыт, выдержку и мужество всего экипажа.
Так случилось в прошлом рейсе. «Иван Котляревский» с грузом контейнеров вышел из Окленда и почти сразу попал в полосу штормов. По рекомендации гидрометеорологов пытались уйти из циклона, но не смогли этого сделать. После недели жестокой трепки океан устроил экипажу страшное испытание: судно стало бросать, как ваньку-встаньку, и крен достиг критической величины — 55 градусов.
Это произошло утром. Очередная волна так сильно накренила судно, что в каютах оборвались и полетели все слабо закрепленные вещи. Накренившись так, что правый фальшборт достал воду, теплоход замер на миг. Еще немного — и судно перевернется. В этот-то момент и порвались стальные тросы, крепящие контейнеры. Железные ящики с грохотом полетели, ударяясь о борт.