Капитан теплохода «Камчатка» вышел в море, не дождавшись дня, а главное, не дождавшись Нового года: в ночь с 30 на 31 декабря. Нельзя сказать, что экипажу повезло, но нет худа без добра: рейс был оформлен еще старым годом, и управление выполнило план на 101 процент.
«Камчатка» — это транспортный рефрижератор, иначе говоря, плавучий холодильник. В своих огромных трюмах он перевозит мороженую рыбу, которую принимает у рыбаков в районе лова, и доставляет ее в порт. Вот и сейчас «Камчатка» отправилась в такой рейс, держа курс на промысловую экспедицию.
У трапа, ведущего на мостик, стояли двое — матрос Костя Хваткин, вихрастый здоровяк, и Николай Николаевич, старший помощник капитана, немолодой мужчина, втиснутый в тугой морской китель с сияющими пуговицами. Они разговаривали, явно не понимая друг друга.
— Ей-богу, Николай Николаевич, сам видел! На шлюпочной палубе. В белом…
— Любопытно…
— Ага. Откуда, думаю, оно взялось — привидение на современном судне! Ему в каком-нибудь старинном замке положено быть…
— Да, любопытно, — повторил старпом. — Любопытно, сколько ты пропустил сегодня по случаю отхода?
— Что вы, Николай Николаевич! — обиделся Костя. — Как можно! Я ж на вахте! Да зря вы, честное слово! Я отлично видел: вон там, возле бота, появилось белое такое, мохнатое, покрутилось и сгинуло. Я туда, а там — никого…
— А может, зелененькое, с копытцами? — ехидно переспросил старпом. — Смотри у меня, Хваткин, не первый раз замечаю за тобой.
Он строго поджал губы, одернул китель, сидевший на нем без единой морщины, и удалился в кают-компанию. Костя с оскорбленным видом смотрел ему вслед.
Старпом скоро позабыл об этом разговоре и вспомнил лишь после вечернего чая, когда одни командиры разошлись по своим делам, другие, свободные от вахт, расположились в мягких креслах салона. Начался час «козла» и «травли». «Козел» — это, как известно, домино, а слово «травля», несмотря на неблагозвучие, означает приятную и веселую беседу моряков. О морская «травля»! Чего здесь только не услышишь! Рассказы о героических рейсах, о моряках с удивительной судьбой, истории, в которых быль переплетается с небылью, и, конечно же, анекдоты.
— Я тогда третьим был, — начал второй штурман. — Пришли к нам на судно курсанты на практику. Совсем зеленые, пропади они совсем! Первокурсники. Над салажатами, как водится, стали подшучивать. И держались они настороженно, но то и дело «покупались». Конечно, не на такие примитивные удочки, как поиски боцмана на клотике или продувание макарон. Словом, ребята изощрялись в придумывании шуточек. Придумал и я одну. Боком она мне потом вышла… Подозвал я, значит, одного молодого и говорю: «Надо облегчить вес якоря. Возьми-ка ножовку и отпили одну лапу, пропади она совсем». Вид у меня, конечно, самый серьезный, матросы, которые рядом стояли, тоже поспешили умные лица сделать. Но только парень вышел, как все попадали от хохота. Ржали добрых полчаса, а потом пришел курсант и доложил, что задание выполнено. Все ахнули. Пулей вылетел я на полубак. Смотрю — точно: нет лапы у якоря. Парень-то сообразительным оказался, пропади он совсем. Повозил-повозил ножовкой, видит — дело дохлое. Сбегал на причал, достал где-то автоген и вмиг отхватил лапу. Вот такая была шуточка…
Судовой врач Инесса Павловна порывалась рассказать свою историю. Она покраснела, поправила очки, откашлялась и смущенно сказала:
— Со мной тоже произошел однажды курьезный случай… Но лучше я потом расскажу.
— Э, так не пойдет! Сначала заинтриговали, а потом на попятную. Давайте выкладывайте!
— Хорошо, — послушно сказала Инесса Павловна. Она опять покраснела, откашлялась и…
В общем, давайте я за нее лучше расскажу.
Однажды Инесса Павловна со старпомом (это было на другом судне) совершала обход кают на предмет выявления антисанитарии. Зашли они в каюту кока. Случайно взглянули в иллюминатор и обмерли: за стеклом, зловеще покачиваясь, тянулась вверх чья-то мертвенно-бледная рука. Первым из оцепенения вышел старпом. Он объявил тревогу «Человек за бортом!». Судно сразу стало похожим на разворошенный муравейник: все бежали на свои места, предусмотренные расписанием. Четко, грамотно и самоотверженно действуя, матросы палубной команды буквально через несколько минут подняли на палубу виновника тревоги. Им оказался… наплав, стеклянный рыбацкий буй, заполненный какой-то подозрительной мутной жидкостью и завязанный резиновой перчаткой. Под давлением воздуха она разбухла и приняла форму руки. Все выяснилось. Приближался праздник, и кок, преступив «сухой» закон, заварил тайком в наплаве брагу и повесил его за иллюминатор. Нарушитель, конечно, был наказан, а над старпомом и доктором долго еще подшучивали, обещая походатайствовать о награждении их медалью за спасение утопающих.