Первой ласточкой был симпатичный очкарик, похожий на молодого профессора. Он постучался, вошел и спросил сочным басом:
— Здесь записывают в школу?
— Да, да, садитесь.
Круглым женским почерком Рябинкин записал в журнал анкетные данные очкарика: Алексеев Алексей Алексеевич, второй электромеханик, тридцать лет. Образование у «профессора» было неполное восьмилетнее, точнее, семь классов.
На протяжении всей процедуры «трехэтажный» Алексеев сидел почему-то с испуганным видом, односложно отвечая на вопросы. Когда все формальности были закончены, он задержался и высказал то, что, видимо, давно его мучило:
— Только я, это, десять лет не учился. Все забыл. А?
— Ничего, — покровительственно сказал Рябинкин. — Поможем. — И крикнул в дверь: — Следующий!
Следующего не было. Столпотворения — тем более. «Новгородцы» явно не могли за столь короткий срок преодолеть психологический барьер на пути к сияющим вершинам знаний.
Просидев в одиночестве и унынии до вечера, Рябинкин хотел было уже собирать чемодан, когда в каюту чуть не строем вошли «в чешуе, как жар горя» — нет, не тридцать три богатыря, а десять матросов-молодцев во главе с бригадиром Артемом Хижняком. Это были сильные, мужественные люди, способные выдюжить все, даже учебу в школе. Они дружно записались в восьмой класс, сделали «кру-гом» и вышли, застревая плечами в дверях.
Рябинкин повеселел. Бодро напевая «Ты не печалься, ты не прощайся, все впереди у нас с тобой», он приготовил новую пачку зачетных книжек. Но запись пошла на убыль: три, два, один — и остановилась.
— Остальные — либо слишком робкие, либо слишком образованные, — сказал Рябинкин помполиту.
— На судне сто шестьдесят человек, — отвечал Юрий Петрович. — И насколько мне известно, далеко не все имеют среднее образование. Далеко не все. Надо действовать, дорогой коллега, надо действовать!
И шкрабы, бывший и нынешний, стали действовать. Помполит выступил с пламенной речью о всеобуче на судовом собрании, Рябинкин написал в стенную газету заметку под лихим, очень свежим заголовком: «Учиться — никогда не поздно!» Все это не сдвинуло дело с мертвой точки: экипаж стоял насмерть! Тогда шкрабы от призывов перешли к открытым боевым действиям: они двинулись по судну в поход «За ликбез». Один взял на себя правый борт, другой — левый. Результаты оказались неплохими: двадцать девять человек сагитировал помполит, остальных — Рябинкин. Всего записали тридцать.
В район промысла «Новгород» пришел в воскресенье. Мороз и солнце — день чудесный! Скажите, сухопутный читатель, чему вы посвящаете свои выходные (у вас их два!)? Вылазке на природу или в театр, семье или рыбалке, телевизору или «пульке», на худой конец? В любом случае вы счастливчик. В море нет выходных, как нет ни отпусков, ни каникул. Здесь царит единая рабочая неделя длиной в несколько месяцев, имя которой — путина!
Именно в нерабочий для береговых предприятий день морское предприятие — производственный рефрижератор «Новгород» — приступило к работе. Едва судно легло в дрейф, как со всех сторон к нему устремились неведомо откуда появившиеся рыболовные траулеры. Они неслись к рефрижератору наперегонки, словно пчелы к улью, желая поскорее сдать добычу и вернуться в промысловые квадраты за морским взятком — рыбой.
С опередившего всех СРТ «Щука» летит выброска, заводятся швартовы. Ловцы, здоровенные бородатые парни в оранжевых робах, стоя по колено в сверкающем, как ртуть, хеке, приветственно машут «новгородцам». Пока идет швартовка, рыбаки и обработчики весело перекликаются:
— Эй, «Щука»! Как хек?
— Рыбка — первый сорт! Сами бы ели, да денег надо!
— Спускайте трап, черти полосатые!
«Новгородский» лебедчик подает на траулер «парашют», там его быстро наполняют, и вот первая рыба на рефрижераторе. Блестящая, с упоительным свежим запахом, она водопадом обрушивается в бункер, напоминающий воронку, а оттуда по желобу течет вниз, в морозильное отделение. Чайки, пикирующие на судно, возмущенно галдят: люди из-под носа у них забирают рыбу.
Это воскресенье было рабочим днем и для Рябинкина. Он усердно готовился к урокам: предстояло провести занятия сразу в трех классах — в восьмом, пятом и десятом. Его немного смущало, что в пятом классе числилось всего два ученика, в десятом — пять, зато в восьмом было двадцать человек.
В море люди не знают, что им делать со своими волосами.
Одни стригут голову под нуль, другие обрастают подобно кубинским барбудос. Едва вышли из порта, как многие «новгородцы» начали терпеливо выращивать бороды. Особенно старались матросы-морозильщики. Комсостав же держался. Только судовой медик Аскольд Иванович отпустил эспаньолку, сделавшую его похожим на опереточного злодея.