Рябинкин, потупившись, стоял перед суровым бригадиром. Покаянная поза учителя хорошо знакома любому школьнику, она означала: я больше не буду. Хижняк прозрачно намекнул Рябинкину, что если тот отойдет в сторонку и будет спокойно там стоять, то он окажет тем самым большую помощь экипажу в погрузочно-разгрузочных работах. Рябинкин заалел и неожиданно заартачился:
— Я пойду тогда работать в трюм!
В трюме холоднее, чем на верхней палубе, но красные потные лица работающих здесь моряков напоминали о парной. «Новгородцы» бегом проделывали путь от штабелей с коробками к поддону и обратно, в считанные минуты накладывая строп. Рябинкин включился в этот стремительный темп и сразу согрелся после неудачного «майна-вирства».
Странное дело — коробки с мороженым хеком, вопреки правилам, были разного веса. Первая, принесенная Рябинкиным, весила, как положено, тридцать килограммов, пятая не меньше сорока, а десятая уже и все пятьдесят.
— Почему они разного веса? — задыхаясь, спросил Рябинкин у проносящегося мимо матроса.
— Что вы! — удивился тот. — Все по тридцать кило. — И посоветовал: — Вы не на животе их носите, а на плече — так легче будет.
Рябинкин сначала бегал как все, потом в порядке частной инициативы перешел на спортивную ходьбу, а еще через полчаса он уже ползал по трюму, как обалдевшая от зимней спячки муха по стеклу; на поворотах его заносило. Он знал, что к спортсменам приходит второе дыхание, и надеялся, что и с ним это произойдет. И ведь произошло! Второе дыхание пришло к почти бездыханному Рябинкину в тот момент, когда он стал ловить на себе насмешливые взгляды: дескать, это тебе не тетрадки править!
«Ах так! — мысленно возопил учитель, и в нем проснулся студент. — Что я, кроссы не бегал? Пульманы с углем не разгружал? На стройке не работал? Смотрите и удивляйтесь!»
И после двадцатой коробки, весившей, как ему казалось, добрый центнер, к последующим вернулся их первоначальный вес. И носить их Рябинкин стал на плече, что действительно оказалось легче. И вновь он стал бегать трусцой, вспомнив, что такой вид бега рекомендуется врачами.
Но вот сверху гаркнули: «Шабаш!» — и все охотно повиновались. Тут-то у Рябинкина заболело все, что только могло болеть, и пульс застучал во всех частях тела. С великим трудом поднялся он из трюма и, держась обеими руками за поясницу, поплелся в каюту. Думы его были о койке. О том, как он ляжет в нее, как разбросает тяжелые, словно поленья, руки и будет лежать долго-долго, пока не вытечет из него капля за каплей усталость.
Он поражался, слушая разговор матросов, работавших с ним в одной бригаде:
— Сань, Гринь, вы куда счас?
— В душ, а потом «козла» забьем.
— Пойдем на «Камчатку», там, говорят, танцы будут.
Рябинкин открыл каюту, упал на стул и принялся стаскивать валенки. Это занятие отняло у него остатки сил.
Кто-то постучал в дверь и, не ожидая приглашения, открыл ее. Словно столб огня, в каюту ворвалось высокое и рыжее существо женского вида, в черных брюках. Незнакомка спросила:
— Простите, это вы учитель?
— Да, а в чем, собственно, дело?
— Потрясающе! Скажите, я раньше вас нигде не видела?
— Вряд ли.
— И на вашем судне есть школа?
— Да, есть. Я вас слушаю, — говорил Рябинкин, вынужденный стоять, поскольку стояла гостья.
— Значит, меня не разыгрывали! — радостно сказала незнакомка. — А сколько в вашей школе учителей?
— Я один.
— Да ну! А директор? Завуч?
— Я и директор, и завуч. Един в трех лицах.
— Может, вы же и ученик? — съехидничала гостья.
— Послушайте! — взорвался Рябинкин. — Я не расположен шутить на данном отрезке времени. Или вы скажете, что вам нужно, или я… лягу спать!
— Я хочу поступить в вашу школу.
— С этого бы и начинали, — буркнул Рябинкин и, выдвинув ящик стола, достал новую зачетку. — Фамилия, имя, отчество?
Незнакомка представилась.
— В какой класс пойдете?
— А какие у вас есть?
Рябинкин усмехнулся:
— С пятого по десятый.
— Ого! Размах! Я в любой могу.
— Сколько классов кончили?
— Классов? Десять. Но я…
— Значит, хотите в десятый?
— Могу в десятый. Мне все равно.
— Странный вы человек. Вы с какого судна?
— С «Камчатки».
— А там разве школы нет?
— Нет. Я вообще не знала, что на судах теперь есть школы. Это многое меняло бы…
— Насовсем к нам перешли?
— Временно.
— Кем работаете?
— Как кем? Вы же меня к себе в школу берете!