— Трудно вам придется, ребята. Очень трудно. Вас ждет работа, да еще какая! Вас ждут море, скалы, а это опасно. Будет потяжелее, чем огороды копать. (Перед отправкой мы работали на огородах.) Не всегда согреешься, не всегда и отдохнешь по-настоящему. Кто боится — еще не поздно вернуться домой. Отпустим, слова плохого не скажем. Ну-ка, есть такие?
Таких не оказалось…
После этого всех ребят разбили на бригады. Мы с Темой Кривополеновым попали в одну, нашим бригадиром стал Петрович, пожилой неразговорчивый рыбак в огромных бахилах. Только на третий день тральщик поднял якорь. Мы дошли до Мудьюга — опять остановка: одним выходить в море не разрешали. Надо было ждать «караван» и только под охраной военных кораблей отправляться в путь. В ту пору в северных морях пиратствовали фашистские подлодки, военные корабли. Ждать пришлось недолго. Рядом с нами ожидали конвоя пять английских транспортов, к вечеру подошло еще несколько судов, и, окруженные со всех сторон военными кораблями, мы вышли в море. Наконец-то кончилось томительное ожидание, и мы идем к заветной цели!
Радостно взволнованные, мы стояли с Борей Меньшиковым на полубаке, с удовольствием вдыхая свежий морской воздух, подставляли грудь легкому прохладному ветру.
Судно мерно покачивается на морских волнах. Кругом — куда ни посмотришь — все море и море. Только по правому борту чуть заметно синеет узкая полоска земли. Впереди и сзади, слева и справа то появляются, то вновь исчезают водяные холмы с белыми шипящими барашками на вершинах.
Белое море…
Вначале плавное покачивание судна доставляло всем большое удовольствие. Некоторые даже ахали от восторга, как на качелях. Потом сидевший на люке трюма Арся Баков проворно побежал к борту, зажимая рот.
— Ха-ха-ха! Ну и морячина варавинский, — потешались над ним ребята.
Но через некоторое время многие заскучали и спустились в трюм. Море уже не вызывало восторга.
Я укрылся на корме и, свесившись через борт, мучился от спазм, сжимавших уже пустой желудок.
Ох! Хоть бы стало потише на море. Но нет. Наоборот, ветер усиливался. Волны доставали до палубы, и иногда через брезент, закрывавший люк трюма, к нам прорывался поток воды и обдавал холодными брызгами. Душно, сыро, холодно; тускло мерцает единственная лампочка…
Наутро погода не улучшилась. Почти никто не вставал с нар. В 9 часов, как всегда, в люк трюма просунулся Петрович:
— Бери ложку! Бери бак! К тете Нюше шире шаг! — гаркнул он зычным басом.
На этот призыв наши сердца обычно радостно екали, и мы, толкая друг друга, резво бежали к камбузу, где красная, распаренная тетя Нюша накладывала нам порции горячей пищи, каждый раз ласково приговаривая: «Нате!» — а на просьбы о прибавке сердито кричала: «Хватя!» (Мы так и звали ее между собой: «Натя-Хватя».) Но в этот раз на призыв Петровича откликнулись немногие.
— Хороши щи! Эх и хороши! — наперебой расхваливали они свой завтрак, подмигивая друг другу.
А нас мутило от одного их запаха.
Этот день с качкой и головной болью, казалось, был нескончаем, а на следующее утро все были разбужены сильнейшим ударом в правый борт, от которого судно вздрогнуло и ощутимо накренилось. Екнули сердца. Первая мысль была — торпеда! Все, окаменев, ждали, когда последует взрыв. Но вот прошли секунды томительного ожидания — все в порядке. Ребята облегченно вздохнули, заговорили, подшучивая друг над другом.
— Эй вы, салаги, айда наверх! Мы во льдах! — раздался сверху чей-то звонкий, радостный голос.
У трапа — давка. Мы выскочили наверх и чуть не ахнули от удивления. И было от чего! Со всех сторон, насколько глаз хватал, судно было окружено плавучими льдами.
Судно теперь шло самым малым ходом, осторожно лавируя между льдов, выискивая разводья. Иногда льдины ударялись о борт и с невыносимым скрежетанием уходили назад, к корме. На верхнем мостике в тулупе (от льдин по-зимнему тянуло холодом) стоял сам начальник экспедиции. На мачте, в «вороньем гнезде», сидел наблюдатель.
«Вот оно начинается, настоящее», — волнуясь, подумал я.
Льдины все чаще и чаще били о борт парохода, корпус его гудел от ударов. Морская баржа «Азимут» (бывшее парусное судно), не имеющая своего хода, получила пробоину, и 20 человек направили туда выкачивать воду ручными помпами, пока не подведут пластырь. Передали приказ всем иметь под руками спасательные пояса и не раздеваться.
От тревожного ожидания сжимались сердца. Капитан Грозников почти двое суток не спал — не сходил с мостика. Ему туда часто приносили густой горячий чай.