Но вот через некоторое время разводья между льдинами стали попадаться все шире и шире. К вечеру мы шли уже по чистой воде.
На четвертый день плавания около 12 часов на горизонте появилась еле заметная голубоватая полоса. Вахтенный штурман объявил, что это и есть берег.
Прошел час, другой, а полоса все оставалась такой же малозаметной — дул сильный встречный ветер, и мы почти не двигались с места. Иззябшие и разочарованные, к вечеру мы опять забрались в надоевший трюм.
На следующее утро я проснулся рано и долго не мог понять, что случилось. Качки не было, стояла какая-то непривычная тишина.
«Прибыли!» — догадался я и, скинув одеяло, быстро выбрался по трапу на палубу.
Судно стояло в бухте, со всех сторон окруженной высокими неприветливыми скалами. Прямо по носу в ложбине между скал виднелось несколько домишек и высилась мачта радиостанции.
— Где мы? — спрашиваю вахтенного матроса, покуривавшего у борта.
— В становище Малые Кармакулы.
— А где оно? — недоумевал я.
— Да вот же прямо перед тобой, — усмехнулся матрос.
Я был разочарован. Заветные Кармакулы представлялись мне если не городом, то небольшим поселком. А тут…
Погода между тем стала быстро ухудшаться. Ветер нанес темные дождевые тучи. Заходили волны. Заскрежетала в клюзе якорная цепь. Всех нас, кроме первой бригады, перевели на «Азимут». А «Зубатка» пошла с ребятами из первой высаживать их к птичьему базару вблизи Малых Кармакул.
На «Азимуте» были только две маленькие каютки, и поэтому нам пришлось разместиться на матрацах прямо на палубе, укрывшись от дождя брезентом.
Назавтра в становище Грибовом высадилась третья бригада. Через день «Зубатка» подошла к небольшому скалистому острову Пуховый. Здесь должны были жить и работать вторая и наша, четвертая, бригады.
Остров имел километра два в длину и около полукилометра в ширину. Берег его состоял из высоких отвесных скал. Только в одном месте скалы переходили в ровный участок берега, покрытый крупной галькой.
Имущество бригад перевозили на дорах — больших карбасах с мотором. Нелегкое это было дело. Доры плясали на волнах, ударялись о борт парохода. Боря Меньшиков чуть не упал в море вместе с мешком с солью, а Теме Кривополенову чуть не прижало ногу между бортами.
Траулер поднял якорь, коротко погудел, и мы остались на маленьком скалистом острове. Не терпелось сразу же обежать его, но Петрович быстро нашел каждому работу. Первым делом метрах в пятнадцати от берега установили большую брезентовую палатку — наше жилье. Потом каждый изготовил себе кровать. Делалось это так: две доски ставились ребром, на них сверху и с боков наколачивались еще доски — и кровать готова. На кровати клали тюфяки, набитые деревянной стружкой наволочки и сверху покрывали байковыми одеялами. Потом посреди палатки соорудили длинный стол. С обеих сторон сколотили большие скамьи. В палатке установили небольшой камелек, растопили его для пробы стружками — и сразу все приобрело обжитый вид.
Но Петрович на этом не успокоился. Мы укладывали и перекладывали соль, продукты, доски и другое снаряжение, укрывали все брезентом.
Здорово наработались за день. Устали. Спать легли поздно. И опять перед сном слышалось тоскливое завывание ветра. От ветра и дождя палатка шевелилась, как живая. Где-то совсем рядом угрожающе шумели накатывающиеся на берег волны.
Проснулся я среди ночи от сильного удара по голове. Ничего не понимая, вскочил с постели. Холодные струи дождя ударили в лицо. Ветер валил с ног.
Рядом, сжавшись калачиком, растерянно озирался сосед по койке Володя Ермолин.
— П-палатку сорвало! — стуча зубами, проговорил он.
Тут только я понял, что большое крыло, махавшее вверху над нами, — сорванный край палатки. Другим концом она еще каким-то чудом удерживалась крепко вбитыми кольями.
— Вставать всем! — рявкнул в темноте Петрович.
Почти всю ночь под дождем и ветром, под неумолкавший рев волн устанавливали мы палатку (ее срывало два раза). Потом я долго дрожал, не мог согреться под промокшим одеялом и только к утру уснул. Но зато и утро на другой день было великолепное! (Погода на Новой Земле меняется поразительно быстро.)
Небо совсем безоблачное и такое голубое и ласковое, как в хороший летний день у нас в Архангельске. Солнце, словно извиняясь за плохую погоду первых дней, светило и грело вовсю. А море! Какое оно ласковое, смирное! Как приятно звучит в ушах музыка набегающих волн.
После завтрака Петрович повел нас на птичий базар, где мы должны были начать сбор яиц кайры. Мы несли с собой корзины и длинные прочные веревки.