И все же настоящей радости не было. Беспокойные мысли угнетали Падорина, мешали чувствовать себя счастливым. Его не покидало ощущение неловкости или стыда, словно он обманул хорошего друга.
Торопливо и тонко часы отбивали время. Пять часов. Сегодня вторник, вспоминал Падорин, время занятий. Крылатые мысли перенесли его на ледокол. На мостике собрались штурманы, механики, радисты… Капитан рассказывает о приборах: «Работа радиолокатора при плавании во льдах». Да, так, кажется, называется лекция. Капитан большой знаток и любитель локатора, послушать его интересно; он закончил объяснения, встал, подходит к прибору, выключает его… И вдруг Сашу словно опалило огнем: локатор не будет работать. Да, там перегорела лампочка, и он, Падорин, не успел поставить новую. Запасные лампы хранятся в гирорубке, в правом ящике стола. Но кто знает об этом? Даже если подберут ключ к каюте, не найдут. Падорин вскочил с кресла, но тут же опомнился.
— Нехорошо получилось, — пробормотал он, снова усаживаясь, — служить — не в бирюльки играть. А я…
Он выкурил подряд две папиросы, не переставая думать о гирокомпасе, запертом в каюте, об испорченной лампочке.
Время шло. Часы отстукивали бесконечные минуты.
Падорину казалось, что он слышит ритмичное перестукивание динамо, мягкий шум вентиляторов… По стеклам рулевой забарабанили брошенные ветром брызги. И Саша увидел море… Он стоял на мостике ледокола, крепко держась за обледеневший планшир. В темноте шумели волны. Завывал на разные голоса ветер.
Вспыхнул прожектор, синеватый луч медленно пополз в сторону, уткнулся в обломок льда. В ярком свете Саше хорошо был виден песец, метавшийся на льдине.
«Как попал сюда песец?» — едва успел он подумать, а синеватый луч освещал уже темный силуэт судна, идущего на буксире.
Волны бросали корабли с борта на борт, обрушивали на них потоки воды. По морю катилась крутая зыбь. Суда то зарывались носом в бурлящие волны, то оседали на корму. От сильных порывистых ударов буксир то и дело вытягивался струной. «Богатырь», тяжело раскачиваясь, захлебываясь от волн, гулявших по палубе, упорно тащил вперед беспомощное судно.
Когда ледокол сильно кренился, внизу под мостиком, нагоняя тоску, невпопад отзванивал колокол, а в носовом отсеке яростно хлопала забытая дверь. В такт покачиваниям стонало и скрипело судно.
Но вот крупная волна высоко подняла корму ледокола. В то же мгновение на «Рязани» нос стремительно повалился в воду. Опять сильный рывок. И Саша увидел, как ночную тьму прорезала молния — это вспыхнул тысячами искорок рвущийся от страшного натяжения стальной буксир; концы его со свистом разрезали воздух и скрылись в волнах.
Подхваченная ветром «Рязань» быстро удалялась. Поглощенный мраком, скрылся с глаз Саши слабый огонек керосинового фонаря на мачте. Тревога охватила все существо Падорина. Казалось, прошла целая вечность, а ледокол все еще не может отыскать судно, потерявшееся в темноте штормовой ночи. Радиостанция на «Рязани» молчит…
«Локатор!» — мелькнуло в голове. Саша бросается в штурманскую рубку, нажимает кнопку переключателя; слышно, как под палубой хмуро заворчали моторы. Загорелись зеленые и красные огоньки на щите. С медленно вращающихся лопастей антенны в ночной мрак ринулись коротенькие волны, порожденные электромагнитной энергией. Встретив на своем пути препятствие, они тут же вернулись обратно, и все-таки, как ни мгновенно было путешествие электромагнитных малюток, они сумели не только отыскать невидимые глазу берега, затерявшийся в море корабль, но и перенести изображение на экран.
Саша ничего не различал, кроме стеклянного матового диска. Вот экран вспыхнул голубоватым светом, появились концентрические круги расстояний. Неторопливо двинулась по кругу светящаяся линия…
Где-то недалеко от центра голубого поля вспыхнула маленькая яркая звездочка. Ледокол «прозрел».
— «Рязань», — выдохнул Падорин.
Яркая точка светилась, словно звезда первой величины. Вспыхнула извилистая линия берегов с резкими очертаниями скалистого мыса Жонкьер… Неожиданно свет на экране локатора погас. У Саши похолодело внутри. Он открыл крышку прибора, привычными движениями рук ощупывал лучи тонких проводов, проверял контакты.
Прибор не работал. И тут Падорин вспомнил… Лампа.
«А как же «Рязань»?» И словно в ответ на свои мысли Падорин услышал далекий глуховатый голос Снегирева: «Через час «Рязань» попадет на камни мыса Жонкьер и превратится в груду железного лома… и людям крышка. В такую погоду не спасешь…»